Тот еще жучила! Руки, как у фокусника… Кошелек хоть из-за пазухи у тебя вытянет, да так, что ничего не почувствуешь. Да не-е, щипачом он не был. Я про то ничего не знаю. Так, показывал свои фокусы для потехи.— В карты был мастак! — мечтательно проговорил второй. — Любого обдерет, хошь в очко, хошь в секу…Если последние две характеристики могли считаться похвалой, то это были единственные добрые слова в адрес Сарычева, услышанные Доном за день.Бывшие сокурсники Аркадия либо не помнили его вовсе, либо отзывались о нем с такой неприязнью, что у Селезнева на миг зародилось подозрение, уж не покушался ли один из них на жизнь богопротивного Сарычева. Но, едва родившись, подозрение умерло. Слишком много презрения было в оценках. Как ни странно, люди редко убивают тех, кого презирают.— …Сарычев держался заносчиво, точно князек, а сам был ничтожеством. Говорил только о шмотках и деньгах.— …Липкий был и скользкий. Знаю, это звучит парадоксально, но определение очень точное, можете мне поверить.— …С ним нужно было держать ухо востро. Однажды на вечеринке я согласилась с ним потанцевать, а потом обнаружила, что у меня пропала золотая цепочка с кулоном. Нет, я не уверена, что украл Сарычев, но кулон так и не нашелся, а другие партнеры не вызывали у меня подозрений.— …Всегда ухитрялся вытянуть на экзамене хороший билет. Не знаю, как он проделывал этот трюк, но не промахнулся ни разу, даже когда учил всего четыре-пять билетов.Ценой немалых усилий Дону удалось-таки приподнять завесу тайны над исключением Сарычева из института. Один из собеседников, участник событий, с явной неохотой признался, что никакой драки не было — Сарычева попросту избили.— Почему же он не пожаловался? — удивился Дон.— Потому, что били за дело, — лаконично ответил собеседник. — Если бы пожаловался, мог вообще попасть за решетку. — После некоторого нажима со стороны Селезнева он признался, что Аркадия поймали на шулерстве. — Мы дали ему слово, что никому об этом не расскажем, если он пообещает не говорить, кто его бил, — нас ведь тоже могли выгнать… Сарычев согласился, потому что к тому времени ободрал дочиста чуть не половину курса. Ему бы не поздоровилось, если бы ребята узнали, каким способом он выигрывал.— А как вообще это дело попало на комиссию? — полюбопытствовал Селезнев.— Мы постарались. Не могли же мы допустить, чтобы эта свинья оставалась у кормушки! Один из нас был дружинником. Он сдал Сарычева в институтское отделение милиции. Поскольку тот был пьян и с виду явно поучаствовал в хорошей драке, его не могли не отчислить.Исколесив полгорода и опросив тьму народа, Дон понял, что больше ничего нового о Сарычеве не узнает, и переключился на знакомых Кузнецова. К Василию окружающие относились с гораздо большей теплотой, чем к Аркадию. Даже пожилая дама, работавшая до пенсии в детской комнате милиции, отзывалась о бывшем подопечном не без уважения:— Конечно, нервы шалопай потрепал нам здорово, но я надеялась, что он избежит кривой дорожки. Василий, как кошка, неизменно падал на четыре лапы. В нем вообще было много от кошки… Независимость, расчетливость, умение приспособиться к обстоятельствам, оставаясь при этом самим собой. Его дружки катились без руля и ветрил, куда занесет, а, сбиваясь в стаю, шалели до полной потери разума. Кузнецов же внешне играл по их правилам, — если отсутствие тормозов можно назвать правилами, — но головы не терял. Чувствовалась в нем что-то такое… не знаю, как выразить словами… Стержень? Самодисциплина? Здоровый инстинкт самосохранения? В общем, к группе риска я его никогда не причисляла.Те же, кто познакомился с Василием после суда, вообще не скупились на похвалы. Учителя вечерней школы, непосредственный начальник Кузнецова из обслуги стадиона «Локомотив» — все подчеркивали его серьезность и обязательность.— На него можно было положиться, понимаете? — сказал бывший сержант-срочник, прошедший с Кузнецовым Афганистан. — Конечно, иногда он бывал крут, особенно с новичками, зато никогда не прятался за чужими спинами. Много раз подставлялся под пули, прикрывая ребят. С духами был лют — стольких положил, что другим не тягаться. Подобраться незаметно к часовому для него было раз плюнуть. Гибкий, быстрый, двигался бесшумно, как кошка. Стрелял без промаха, а нож метал — залюбуешься!.. Да нет, компанейским я бы его не назвал. Скорее наоборот: держался Вася особняком… Ну почему совсем? Совсем без друзей там не выживешь. Но у Василия их было немного. Коля Сивоконь, да Юрка Белухин, — вот, пожалуй, и все. Они друг другу не раз жизнь спасали… Нет, из Ленинграда у нас, по-моему, вообще никого не было. Сивоконь, кажется, из Донецка, Белухин откуда-то из Сибири, я точно не помню… К кому Василий обратился бы за помощью в трудную минуту? Наверное, к ним — к Юрке и Миколе. Да мог бы к любому обратиться — никто из нас ему бы не отказал…Бывшие спецназовцы, служившие вместе с Кузнецовым на территории Союза, в основном согласились с такой характеристикой, но назвать близких друзей Василия не смогли. Кузнецов, по их словам, никого к себе не подпускал. Видно, за пределами Афганистана можно было выжить и без друзей.Напоследок Селезнев решил поговорить с дворовыми товарищами Василия, шпаной, которую Кузнецов когда-то бросил, побывав на скамье подсудимых. Дон хотел узнать причину радикальной перемены с пятнадцатилетним Кузнецовым, а кроме того, выяснить, не возобновил ли Василий связь с кем-нибудь из них, вернувшись из армии.Ответа на первый вопрос он так и не получил, а на второй — ответ был отрицательным. Василий здоровался с бывшими приятелями, иногда перебрасывался с ними парой слов, но близкого знакомства не водил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95