Она взглянула на него, и он увидал, что глаза ее полны слез.
— Я… я ей понравлюсь? — шепотом спросила она.
Ричарду захотелось крепко-крепко ее обнять, чтобы она наконец перестала дрожать. Конечно это было бы форменным безумием, ведь они знакомы всего несколько часов…
— Дженни, — сказал он, — успокойтесь, вам нечего бояться. Кэролайн — сама доброта! Я не преувеличиваю.
Сейчас я пойду расскажу ей о вас. Вы пока посидите тут.
Вот очень удобное кресло.
Ужасно, что придется ждать! Дженни выпустила его руку и села. Она слышала, как Ричард поднялся вверх по лестнице, а потом послышались два голоса. Какое это мучение — сидеть в темной комнате и ждать. Нет ничего труднее…
Наконец послышались шаги, а вслед за ними другие, не такие быстрые и легкие. Дженни встала с кресла. Сердце билось так сильно, что стало трудно дышать. Вошла высокая женщина.
— Дорогое дитя!.. — быстро заговорила она. — О господи! Какая здесь темень! Погодите минутку, сейчас станет светло. Ричард просто не сообразил! Ай-ай-ай, оставил вас в такой темноте одну! Минутку… — Она прошла в дальний конец комнаты и раздвинула занавески. На свету стало видно, что они из яркого, веселого ситца и на светло-зеленой подкладке. Окно выходило в сад. Вид сада успокаивал. Яблони все еще были усыпаны плодами; радовал глаз широкий бордюр из разных цветов, небо было ярко-голубым, и сияло солнце.
Быстро повернувшись, женщина подошла к Дженни.
Она была на полголовы выше, чем Дженни, седые волосы вились благородными волнами, и эти волны сейчас распадались привольными прядками. Дженни сразу обратила на это внимание и почти успокоилась. Она вспомнила, что даже в половине седьмого утра никто никогда не видел миссис Форбс непричесанной. Совершенно очевидно, что Кэролайн Дэйнсворт сразу вскочила с постели и задержалась только для того, чтобы набросить халат, светло-голубой, как и ее глаза.
— Дженни, — произнес Ричард с гордостью. — Это Кэролайн!
— Конечно Кэролайн! А кто же еще? Ричард, если хочешь чем-то помочь, поставь, пожалуйста, чайник. И еще есть печенье — синяя жестяная банка на полке. А теперь — кыш! Ты нам пока здесь не нужен.
Когда он вышел, Кэролайн закрыла дверь и вернулась к Дженни, которая продолжала выжидающе стоять. Она чувствовала себя такой одинокой и никому здесь не нужной… Но это чувство мгновенно исчезло: глаза Кэролайн улыбались, и она ласково сжала обе ладони Дженни, холодные как лед.
— Дитя мое, что с вами? — спросила она, и Дженни заплакала. Но тут же почувствовала, как ее обняли ласковые руки.
— Милая моя девочка! Не надо сдерживаться. Лучше все выплакать! Вам здесь нечего бояться. Я позабочусь о вас. И Ричард тоже. Плакать, право, не о чем. Совсем не о чем! Но вы поплачьте, если хочется, вам сразу станет .легче.
Когда вас призывают плакать, плакать уже совсем не хочется. Коротко всхлипнув, Дженни остановилась.
— Со мной уже все в порядке, — дрожащим голосом сказала она.
— Очень хорошо! Идите сюда и садитесь. Я думаю, вы проголодались. Мы попьем чаю, и тогда вы сразу взбодритесь. Ричард довольно сносно справляется с приготовлением чая.
Они сели на зеленый диван, и Дженни снова посмотрела на сад. Он казался таким счастливым, таким безмятежным…
— Вы очень добры ко мне. Я не знаю, что вам рассказал Ричард.
Кэролайн слегка задумалась. Голубые глаза смотрели очень ласково, в углах губ затаилась улыбка.
— Он сказал, что так и не попал в Элингтон-хаус. Ричард давно мечтал там побывать, посмотреть на портреты и на прочие раритеты. Но, конечно, он не стал бы рваться туда среди ночи. Впрочем, кто его знает, причуды мужчин довольно непредсказуемы. Как бы там ни было, он сказал, что хотел подъехать поближе и поспать в машине, а когда откроется гостиничное кафе, там позавтракать. А после, видимо, рассчитывал на сердечную встречу в родовом поместье Элингтонов. И это в воскресенье утром!
Воскресенье… Дженни казалось, что вчерашний вечер был очень давно, и с тех пор прошло невероятно много времени.
— Ричард сказал, — продолжала Кэролайн, — что, как только он все решил, посреди дороги возникли вы, с поднятыми руками, чтобы остановить машину.
Дженни почувствовала, что она должна все объяснить.
— Я была в отчаянии. Вначале чемодан не казался таким тяжелым, но с каждым шагом становился все тяжелее и тяжелее. Я поняла, что, если меня кто-нибудь не подвезет, я не смогу далеко уйти, и меня точно поймают. Я знала, что они обязательно кинутся на поиски.
Ричард вам сказал, кто я?
— Он назвал ваше имя… Сказал, что вы Дженни Форбс.
— Да, я Дженни Форбс, но до вчерашнего вечера я об этом не знала. Мне было известно, что мой отец — Ричард Форбс, а мать — Дженнифер Хилл, но я не знала, что они были официально женаты. Они держали это в секрете. Вы ведь знаете, была война. Мой отец погиб, а моя мать была сильно контужена во время бомбежки. Она не могла разговаривать. Ее отослали к Гарсти.
— Кто такая Гарсти?
— Она была гувернанткой моей матери. Домик Гарсти находится как раз напротив Элингтон-хауса. Когда приехали Форбсы — полковник Форбс унаследовал Элингтон-хаус, — миссис Форбс пришла поговорить с Гарсти. Потребовала, чтобы Гарсти немедленно уехала и забрала меня с собой. Но Гарсти не захотела.
Слова полились сами собой, и Дженни рассказала все.
О несчастном случае с Гарсти, о письме, которое написал отец ее матери, и о том, что письмо хранилось в шкатулке и что она искала письмо после смерти Гарсти, но не могла найти, потому что Мэк тайно проник в коттедж Гарсти и забрал его.
— Я сама слышала, как он это сказал. Если бы мне об этом рассказали, ни за что не поверила бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78