Наденька, призадумавшись, натянула футболку, закрывая живот. Они молча стояли так минуты три, ненавидя друг друга до накатившей тошноты.
— Разве вам не полагается рабочая спецовка уборщика? — Помреж опустил взгляд еще ниже и теперь смотрел на ее кеды.
— Полагается, так ведь сегодня не моя смена, сегодня я в костюмерной! — Наденька повысила голос.
— Вы на меня кричите?
— Что вы, как можно. Когда я закричу, упадет люстра.
Они оба подняли головы и посмотрели на махину люстры.
— Люстра не упадет, — авторитетно заявил помреж. — Меня уверили, что она отлично закреплена. Значит, не ваша смена. Тогда постарайтесь не вертеться у сцены, постарайтесь не покидать свое рабочее место в костюмерной. Что, например, вы сейчас делаете в партере?
— Ну-у-у, — задумалась Наденька, потом сдернула очки и прищурилась, — я стараюсь соотнести на пространственном уложении сцены взглядом из зрительного зала совершенно транссексуальное пурпурно-голубое пятно костюма Ромео с геометрической компоновкой декораций.
— Странно. Очень странно.
— Что именно?
— Вы пытаетесь соотнести транссексуальное пятно костюма из одного балета с геометрической компоновкой декораций из другого. — Помреж широким медленным жестом показал на сцену. — Сегодня «Лебединое озеро».
— Спасибо, что не «Дон Кихот»!
Наденька ушла в мастерскую. После второго звонка она быстренько сбегала к знакомому осветителю, осмотрела сверху партер, потом с биноклем — бельэтаж.
Никто не привлек ее внимания.
— Ты опять сегодня за уборщицу? — удивился осветитель.
— Нет, — Наденька замерла, остановившись глазами на меркнущей люстре, — запарка у меня с костюмом. Сижу в мастерской от темна до темна. А вот завтра…
— Она откровенно загрустила.
— Приходи. Пожалею.
Пробираясь в темноте вниз, она думает, сколько заплатит прима. Усевшись в костюмерной перед зеркалом, медленным движением оттирает с губ помаду, комкает окрашенные салфетки и поглядывает на часы. Потом она идет в гардеробную, минует длинные ряды стоек с костюмами, чихает от пыли и слышит, как кто-то еще пробирается между костюмами, стуча по полу пуантами. Наденька приседает, задерживает дыхание. Балерине пробираться в пачке трудно, она чертыхается. Наденька привстает и видит в соседнем проходе над стойками покачивающееся черное перышко. Она опять приседает, на корточках пролезает под костюмами и оказывается в другом проходе. Садится на пол, смотрит на часы, поглаживая рукой синий бархат висящего рядом длинного платья, кое-где изъеденного молью. Отследив минутную стрелку, Наденька встает и оглядывается.
Балерина стоит через два прохода со стойками. Она растеряна. Увидев Наденьку, вздыхает и неуверенно улыбается. Глядя в глаза друг другу, женщины идут к выходу, разделенные стойками, причем Наденька идет на цыпочках и тянет шею с озабоченностью на лице, а балерина — возбужденно дыша приоткрытым ртом. Когда стойки с костюмами между ними кончаются, они неуверенно касаются друг друга кончиками пальцев, потом Наденька захватывает холодную тонкую ладонь и тянет за собой, раздвигая костюмы, в безопасный угол.
— Где ты была, антракт кончается?! — шепчет балерина, пока Наденька, присев, помогает ей снять пачку.
С трудом стащив вниз колготы, Наденька становится на колени, некоторое время смотрит перед собой на совершенно выбритый лобок, осторожно проводит по нему рукой, поглаживая, и вдыхает душный запах пудры и дезодоранта.
— Хочешь меня как-нибудь обозвать? — спрашивает она, медленно снимает очки и кладет их на пол.
— Да нет же, быстрей!
— Раздвинь ноги. Вот так. Мне раздеться?
— Господи, да шевелись, скоро выход! — Прима хватает Надежду за волосы и прижимает ее голову к низу живота.
Через пять минут Наденька помогает приме одеться. Балерина смотрит сквозь нее. На щеках горят красные пятна, она шумно дышит, уже полностью подготовив себя к роли, уже не человек, уже женщина-лебедь, удовлетворенная любовью и убирающая с дороги соперницу.
Отстучав пуантами, она убегает, так и не обнаружив Наденьку в угаре удовольствия и предчувствия тысячи глаз, которым она сейчас отдастся. Наденька поднимает с пола очки и пересчитывает деньги. Деньги пахнут дезодорантом и пудрой. Прибегают две девочки — помощницы костюмера. У «белого лебедя» оторвалась подвязка. Они шумно возятся с коробочкой «скорой помощи», выдергивая друг у друга изогнутую иголку.
Надежда уходит в туалет. Долго моет рот, губы, потом лицо. Разглядывая себя в зеркале, наблюдает, как сбегают по щекам капли воды. Вздыхает и идет на сцену за кулисы.
Она сидит у занавеса на полу, обхватив колени руками, смотрит снизу, как «черный лебедь» совсем рядом, в потоках яркого света крушит пространство своим пронзительным танцем. Замирают, забыв дышать от восторга, девочки из кордебалета, топчется за их спиной обслуга — монтировщики сцены, буфетчицы из кафе и помощники костюмеров. Открыв рот и распахнув глаза, рядом с Надеждой замерла, прижав к груди руки в перчатках, сегодняшняя уборщица сцены.
Пока восхищенный зал хлопает после па-де-па, люди за сценой медленно приходят в себя. Наденька встает и устало плетется в костюмерную.
— Вот это талант! — слышит она за спиной. — Глаз не отвести.
— Да. Она сегодня в ударе. Я ее в прошлый рассмотрела. Так себе. А сегодня она очень энергична, просто летает.
— Ой, девочки, я ведь умру, а так не станцую!
В мастерской Надежда, гордо вздернув подбородок, устойчиво устанавливает одну ногу и поднимает в стоячем шпагате другую. Захватив ее рукой, она заводит поднятую ногу за голову и смотрит на пожилого мастера в рабочем фартуке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19