Загорелая рука с длинными тонкими пальцами. Когда мы входим в круг, Тоня снова говорит:
— У вас такой вид, словно вы работаете. Держитесь свободнее. Вот так.
— Постараюсь, — отвечаю я, силясь не сбиться с такта.
— Ничего, я вас научу, — говорит она. — Через два — три вечера вы будете танцевать не хуже других.
Это уже почти обещание, и я быстро отвечаю:
— Согласен.
Весь вечер она танцует только со мной. На нас смотрят. Какая-то девушка, приблизившись во время танца, даже спрашивает: «Слушай, Тоня, ты почему это не отпускаешь от себя морячка?»— и Тоня отвечает с вызовом: «А он мне нравится!»
От этих слов у меня пересыхает в горле. Тоня пристально смотрит на меня и спрашивает:
— Скажите… Только правду! Почему вы меня раньше никогда не приглашали? Не решались?
— Нет, просто я…
— Не решались, — говорит она твердо. — Думали: если она откажет, то хоть провались сквозь землю — ребята засмеют. Так?
Я молчу.
— Надо быть смелее, морячок, — говорит Тоня.
— Есть, быть смелее, — отвечаю я весело. Из клуба мы выходим вместе. Проводив Валентину, которая живет в трех кварталах от клуба, остаемся вдвоем. Улицы пустынны. Их освещают редкие фонари. Стоят слепые облупившиеся дома. По булыжной мостовой тарахтит какая-то колымага.
Длинные дощатые заборы, пакгаузы. Куда это мы идем? Тоня резко останавливается.
— Спокойной ночи, морячок, — говорит она громко. — Дальше я пойду одна.
Ее голос насмешлив. Не понимаю, как она угадала мои мысли. И я спрашиваю с обидой:
— Вы не хотите, чтобы я вас проводил?
— А вы этого очень хотите? Только честно?
— Да.
— Тогда идемте.
Дальше мы идем молча. Из темноты выступают очертания портальных кранов. Мы проходим мимо третьего причала Киевского порта. До гавани рукой подать.
— Я живу здесь, — говорит Тоия останавливаясь. — Мой отец работает на электростанции. Ну, до следующей субботы…
— А завтра вы заняты? — спрашиваю я.
— Вот как, вас не испугала прогулка? — Она смеется. — А мне показалось…
— Так как же завтра?
— Хорошо, — она протягивает руку. Ее лицо становится серьезным.Встретимся вечером возле клуба…
Я не слышу под собою ног. Через пять минут я уже в гавани. Корабль стоит у причала, и я спускаюсь в кубрик, ныряю под одеяло, делаю вид, что сплю. Я не шевелюсь, даже когда кто-то из наших, свесившись с верхней койки, говорит по моему адресу: «Хлопцы, а наш Пономарь, видать, крепко ошвартовался. Окрутила его Тоня…», и его голос заглушает общий смех.
Назавтра, как условлено, мы встречаемся с Тоней возле клуба. К моему неудовольствию, она и на этот раз приходит с Валентиной. И зачем она повсюду таскает ее за собой? А я-то думал, что Тоня придет одна…
Тоня видит, что я раздосадован, и шепчет:
— Поухаживайте за Валей. Она в вас влюблена.
Я не могу скрыть раздражения.
— А вы все-таки попробуйте. Авось получится, — в ее глазах лукавые искорки.
Через силу пытаюсь улыбнуться Вале. В душе я проклинаю эту чертову куклу с пустыми глазами и… улыбаюсь. Старательно, вежливо. К счастью, это длится не так уж долго. На Петровской аллее Валя встречает знакомого. Оказывается, он заходил за ней, но не застал ее дома. Мне повезло.
— Возьмите Валю под руку, — говорит Тоня этому парню. — Идите, идите…она слегка подталкивает его в спину и, смеясь, добавляет:— Мы вам мешать не будем.
Потом, когда мы остаемся вдвоем, она резко поворачивается ко мне и, став серьезной, неожиданно с силой сжимает мою руку. При этом она произносит слова, от которых на мгновение останавливается сердце:
— А вас… А тебя я сегодня никуда не отпущу. Слышишь?
Как мало нужно, чтобы перевернуть жизнь! Вьющийся локон, влажный блеск зубов в парной темноте и глаза — боже, какие глаза! Заглянешь в них — и кружится голова, и в судороге немеют руки, и кажется, что нет большего счастья, чем то, которое ты нашел в их загадочной глубине.
Наши губы встречаются. Я отрываюсь от ее губ со стоном. А ведь раньше я никогда не думал, что можно стонать от счастья. Впрочем, мало ли о чем я не думал до встречи с Тоней. Эх, жизнь!..
Мы сидим на днище перевернутой лодки-плоскодонки. Пресно пахнет смолой и олифой. Кое-где из воды торчат полусгнившие сваи, черные снизу и покрытые зеленой размочаленной гнилью вверху. В этом месте когда-то была деревянная эстакада. Старый трехпалый якорь ржавеет на осклизлых камнях.
Тихо.
Мы смотрим вдаль. В черной, жирно-маслянистой воде стоят столбы отраженного света. Похоже, будто противоположный берег затона покоится на этих светлых столбах. Тишина так глубока и неподвижна, что слышно, как где-то далеко-далеко чей-то хриплый голос выкрикивает:
«Майна!.. Вира!..»
Притихшая, задумчивая Тоня теребит ленты моей бескозырки. Когда я пытаюсь спросить, о чем она думает, Тоня меня обрывает:
— Молчи…
Вдруг за нашей спиной скрипит песок. Человек идет тяжело, грузно. Направляется прямо к лодке, останавливается. Я и Тоня оглядываемся одновременно.
— Ленька, ты? — удивленно спрашивает Тоня. Высокий, широкий в плечах парень не отвечает. Он стоит, попыхивая папиросой, и смотрит на меня в упор.
Тогда я встаю. Но прежде, чем я успеваю шагнуть к парню, между мною и им оказывается Тоня.
— Зачем ты пришел? — спрашивает она у парня. — Что тебе нужно?
— Поговорить с этим женихом, — он кивает на меня. — Только и всего.
«Женихами» на флоте называют форсистых первогодков. «Женихи» корчат из себя бывалых моряков. Я должен ответить на оскорбление.
— Что ж, не возражаю, — говорю я как можно спокойнее. — Пожалуйста, Тоня, не мешай. Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.
— Сиди, — Тоня сердито усаживает меня и, снова повернувшись к парню, говорит ему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35