Наверняка уже с десяток человек загнулось. Такое впечатление, что твои продажные коллеги открыли вокзалы и наркоту стали ввозить вагонами. Но это не так. Остается еще два варианта — привозят на кораблях или целыми самолетами. Кстати, РУОПу надо бы подключиться, тут четкой организацией пахнет, кто-то головастый наладил и доставку и сбыт. Богата земля русская на таланты.— Нерусская тоже.— В точку попал. Так чего ты хотел?Гусаров достал таблетку, изъятую у Юхельзона.— Мотя, это что такое?— Таблэтка.— Смотри-ка! Точно таблетка! А что за таблетка?— Папробовать нада.— А если цианистая?— Тем более пробавать нада.— С закуской?— Если скусная, тада не нада.— Тада пробавай.— Антиресная таблэтка. Таковая мне ва сне марещится.У Юхимовича не было ни реактивов, ни приборов. Во всяком случае на работе. Эксперты-криминалисты по наркоте, ютящиеся в двух комнатах на Шпалерной, едва справлялись о привозимыми образчиками изъятого дурмана. Заключение выдавали пачками. Матвей по мере необходимости служил уноновцам в качестве моментального определителя на выездах. В сложных случаях. Когда, например, накрывается лаборатория. Чего в ней только нет! В пробирках-колбах. Вода? Раствор? Что за порошок? Вывозить? Оставлять? Юхимович невероятно быстро отличал незначительное от важного.Вопреки ожиданиям Гусарова тем же вечером Нарком не стал и разговаривать с ним по поводу изъятой у Юхельзона таблетки. Очень серьезно и хмуро сказал:— Завтра заходи.— Матвей, мне бы поскорее.— Я не ударник сразу заключение давать.Гусаров хотел еще раз настоять на срочности, но Юхимович встал:— И все.Видя, что руоповец уходит расстроенным, Нарком попытался сгладить суровость своего отрицательного ответа. Он снова стал улыбаться и рассказывать.— Знаешь, Андрей Витальевич, если мухи имеют доступ к кокаину, они ведут себя точно так же, как наркоманы. Попудрит муха рыло в кокаине и давай балдеть — дергается, беспокоится, блуждает. При передозировке начинает дергаться еще больше, резче, пока не парализует. А потом и лапки кверху. Жизнь наркомана как на ладони, правда? Но знаешь, мухе дрозофиле нужны на порядок большие дозы. Они особенно устойчивы к наркотику. Потому, что они мутанты. У них нет генов, контролирующих биологический ритм. Я пока что как та дрозофила, всякое пробовал и должно быть, мутировал. Держусь пока. Но вдруг эта таблетка меня доконает?Юхимович снял улыбку с лица:— Завтра приходите.Поведение Юхимовича отличалось от постоянного. Никакой веселости в глазах, наоборот, Андрей увидел в них тревогу.— Утром зайти?— Может, утром. Не знаю.Юхимович собирался. Вот-вот закончится рабочий день. Уходить тютелька в тютельку по времени было не в традициях Подвала.
Д ома Андрей попытался прощупать в шутливом разговоре тайны Алениных занятий. Жена увлеченно заговорила о снятии порчи и сглаза, как защитить свое энергетическое поле и ни слова об интересующем Гусарова.— Для этого что-нибудь надо принимать внутрь?Алена не поняла.— Зачем? Это же неосязаемые вещи. Как на них воздействуешь какой-то там микстурой?Ну и хорошо. Гусаров поуспокоился, но утром, когда заглянул в подвал... Нарком нетерпеливо ждал его.— Пойдем.Прикрыв за собой дверь мастерской, Юхимович прошел к задрипанному списанному креслу, упал в него. Вид у него был разбитый.— Где ты это взял?— Изъял.— У человека или в хранилище?— У человека.— Достань его и вытряхни душу — откуда он взял этот..., — Юхимович осекся. -...Эту таблэтку. Знаешь, паря, то, что ты приволок, есть такое изобретение двадцатого века, как атомная бомба или как кока-кола.Характерное акание Юхимовича терялось, когда он начинал волноваться и говорить быстрее:— В послевоенные годы нам поручили воссоздать психотропное средство, разработанное еще в годы войны. Две шараги — в Москве и Ленинграде — работали над этим материалом. Совсем раздельно. Только два руководителя обменивались информацией. Перед блокадой в московскую шарагу поступили последние ленинградские разработки вместе с пробной партией препарата. Дальше — мрак и неведение. Куда подевалась группа ученых, где документация, никто так и не узнал. В войну было не до того. Наступил перелом, немцев погнали. Важнее стала огневая мощь, чем тайное оружие. Лабораторию могли разбомбить или накрыть снарядом. Не знаю. Работа возобновилась, когда я уже служил. Подписался под секретность и в один из дней меня определили в ту группу разработчиков. Точнее, доработчиков. Было десять таких таблеток. Поручили вывести формулу, описать их воздействие. Это страшная вещь, Гусаров. Теперь время другое, можно говорить. А тогда за одно слово на стороне могли так... Я знаю... Испытал.Юхимович замолчал, унимая чувства нахлынувшие при воспоминании о лагерях. Потом встал и продолжил:— Сейчас появилось понятие «зомби». Мы его тогда не знали, но вот это, — Юхимович достал пустую сигаретную пачку и вытряхнул из нее пол таблетки, конфискованной у Юхельзона. — Вот это делает из человека зомби.Юхимович смотрел на Гусарова, угадывая, понял ли тот всю важность сказанного.— Какая-то сволочь все-таки разгадала секрет препарата. Его появление в народе — катастрофа. Если военные упустили секретность и таблетки попадут в нечестивые руки — всему хана. Дав принять вот этот кусочек, я превращу тебя в раба. Под воздействием препарата внушу все, что угодно. Навеки. Навсегда. Ты не сможешь сам перепрограммировать свои мозги. Это как воспитание. «Что такое хорошо» и «что такое плохо» можно поменять местами за несколько часов. Я пробовал, я знаю. И на себе, и на других. Московских таблеток времен войны уже нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56