Филька умирает. Он— хороший мужик, пойметИван Иванович спустился вниз и позвонил в квартиру № 3. За дверью зашлепали шаги и раздраженный женский голос спросил:— Чего надо?— Можно Виктора, слесаря? — вежливо обратился Иван Иванович к дверной клеенчатой обивке.— Нету его. Во дворе посмотрите. Иван Иванович вышел во двор.— Идет, — сказала старушка, завидев Ивана Ивановича.— Вы не подскажете, где найти слесаря Виктора?— обратился к ним Иван Иванович.Старушки сдвинулись теснее, крепко сомкнули полые свои рты и стали глядеть куда-то вдаль. По выражению их глаз было понятно, что в дали они наблюдают что-то крайне возмутительное.В глубине двора, возле мусорных бачков стоял приземистый мужчина с бумажным кульком в руках. У его ног в кружок расселись штук восемь тощих кошек. Мужчина поминутно заглядывал в кулек и, соблюдая одному ему известную очередность, наделял кошек пищей.— Ванька, вон он с кошками! — закричал сверху Ужов.Иван Иванович направился к мусорным бачкам и остановился за пределами кошачьего круга.— Кранов, говорю вам, в настоящее время нет! —неожиданно обрушился на Ивана Ивановича мужчина с кульком. И быстрым взглядом оценив действие таких своих слов, уже миролюбиво заключил:— И прокладок тоже нет.— Мне... — сказал Иван Иванович... я... — и доверительно сообщил в порядке информации: — Филька умирает.Мужчина бросил кулек на землю и, перешагнув через сбившихся в кучу кошек, подошел к Ивану Ивановичу вплотную. Посверлив Ивана Ивановича бирюзовыми глазками, строго спросил:— Чтой-то с ним?Иван Иванович доложил обстановку. Витька-слесарь, выслушав безвыходные обстоятельства Ужова, дал такое заключение:— Фильку жалко. Хороший мужик. Но я замка не трону. Ведь если что, Капитолина его меня за хобот и в конверт. Пускай мучается. — И вперевалку зашагал к дому. Иван Иванович поплелся за ним.— Витька! — заголосил Ужов с балкона.— Чего орешь? — еще громче Ужова отозвался Витька. — Неудобно!— Плевать я хотел! Тут все свои...— Жалко мужика, — обернувшись, бросил слесарь Ивану Ивановичу и скрылся в подъезде.Иван Иванович снова поднялся к ужовской двери.— Не может он, Капитолины боится.— Хрен с ним! Что-нибудь придумаем.— Филимон, — Иван Иванович поцарапался в дверь. — Знаешь, я начисто забыл, что писал в сценарии. Ты не помнишь? Ну тот, который мы обсуждали на худсовете, не помнишь?— Не помнюЯ свои-то теперь не все помню.— Плохо дело, — сказал Иван Иванович. — Не знаю, что и придумать— Придумал! — крикнул Ужов из-за двери. — Тут рядом кафе «Незабудка». Как выйдешь из подъезда, направо, за угол дома. Направо и по мощеной дорожке шагов триста. Слушаешь?Иван Иванович кивнул.— Ванька, ты здесь?—Да.— Возьмешь за стойкой бутылку портвейна и попросишь трубочку коктейльную. Слышишь?— Слышу. Зачем трубочку?— Чудак! Вставим в замочную скважину. Понял?— Понял...— Иди, Ванька.Иван Иванович пошел.— Ванька! — позвал Ужов из-за двери.— Что, Филимон?— Я на тебя надеюсь, Ванька. Когда Иван Иванович заворачивая за угол: дома, Ужов перевесившись с балкона, кричал:— Направо и еще раз направо. Триста шагов. Трубочку не забудь!В «Незабудке» Иван Иванович ждал, пока барменша сдаст пустую тару, купил портвейн, и, конечно, про трубочку забыл. Повернул обратно к «Незабудке» и едва не угодил под «скорую помощь», которая выскочила из-за кустов.— Залил зенки, дядя? — только и успел крикнуть Ивану Ивановичу санитар из окна машины, и «скорая помощь», взвыв, промчалась мимо. — Просто так трубочек не даем, — объявила барменша. — Возьмите коктейльчик. Пришлось соглашаться.— Какой желаете? «Москва»? «Яичный»? «Надежда»?— «Надежда», — сказал Иван Иванович, забрался на высокую табуретку и подумал: «А вдруг сейчас выпью эту „Надежду“, расслаблюсь, и память вернется. Ведь бывают такие случайные сов падения».Иван Иванович вынул из бокала трубочку и залпом заглотнул всю порцию.Потом зажмурил глаза и постарался сосредоточиться.Сначала перед внутренним взором Ивана Ивановича проплыли ничего не выражающие розовые пятна.Потом сквозь эту неопределенную муть стало проступать какое-то неясное видение.— Ну, давай, давай... определяйся! — внутренним голосом подхлестывал видение Иван Иванович. Видение стало определяться, стали вырисовываться очертания как будто человеческой фигуры.— Пусть какой-нибудь из моих персонажей, — трепеща молил Иван Иванович.А виденье между тем оформлялось, становилось объемным, и вдруг Иван Иванович, не открывая глаз, ясно увидел перед собой Витьку — слесаря на фоне помойных бачков.Иван Иванович застонал и открыл глаза. И сразу же ощутил приторную коктейльную сладость во рту и тяжесть в области печени.— Сколько с меня? — спросил Иван Иванович, и, не дождавшись сдачи, зашагал к ужовскому дому.У подъезда, выхлестав из берегов бурую лужу, митинговала толпа. В гомоне голосов можно было уловить, что пьяным и дуракам — счастье. На подходе Ивана Ивановича толпа примолкла. Откуда-то из самого центра вывинтился Витька — слесарь и подошел к Ивану Ивановичу вплотную. Доверительно сообщил:— Дружка вашего на «скорой» увезли.— Как увезли? Сердце?— Может, и сердце...— Вы дверь открывали?— Зачем открывать. Он сам выпал. С балкона.— ?!— Как вы ушли, он все за угол дома заглядывал, ждал, значит. Ну и вывалился. Да прямо на листы. Его, значит, и спружинило. Он на землю скатился. Ну, без памяти, ясно. Врачи говорят, вроде целый.— Живой?— Был живой. Только без памяти, говорю, в полной бессознанке увезли.Иван Иванович побежал со двора, громыхая по рассыпавшемуся кровельному железу.— Поразительный случай, — определил врач, возвращая Ивану Ивановичу удостоверение Общества кинолюбов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59