мол, перед тем, как прибегнуть к слезам, надо быть уверенной, что они призведлут нужный эффект, то есть хорошо знать того, кого хочешь разжалобить… Но знала ли я их?Машина остановилась передо мной, когда я уже опустила руку, голову и хвост. Белый «жигуленок», а в нем — женщина. Я без звука забралась на заднее сиденье и — выключилась. Был ли это сон или провал во тьму абсолютной усталости, сродни одури, — не знаю. Но судьбе захотелось распорядиться так, чтобы я пришла в себя не где-нибудь, а в больнице. Сердобольная женщина оказалась врачом.Все, что стряслось со мной, как потом я вычислила, за три дня, превратило мое тело в раскаленную биомассу. Высокая температура выкинула меня из сообщения человеков разумных. Я бредила, как мне потом рассказали, повторяя одни и те же слова — «вороны»… «крысы»… «дайте автомат»…Очнулась в тишине душистого вечера. Запах шел от огромного, лохматого букета жасмина, что стоял поблизости на тумбочке. Ме захотелось потрогать прохладный белый цветок. Но рука поднялась с трудом. И тотчас опустилась.— Ничего, ничего. Все самое плохое позади, — услыхала я голос. Сдвинула зрачки в ту сторону, потом медленно повернула голову.Постороннее мужское лицо нависло над моим… Постороннее, но с веселым, знакомым блеском в карих глазах.— Михаил… ты, что ли? Ты же должен быть в Таджикистане, — прошелестел мой голос.— Много где я побывал! — ответил знакомый бас. — В том числе и в Таджикистане…— А как ты узнал, что я… Может быть, ты знаешь, как мои… мама… Митька… Маринка с Олежкой…— Не волнуйся. Живы-здоровы. — Он положил свою лапищу мне на голову и нежно, проникновенно оскорбил: — Безумная! Куда влезла! На одном энтузиазме!— А ты сам? Твой Таджикистан… Или не признаешь равноправия? В Америке тебя бы феминистки побили туфлями с острым каблуком… Обязательно.— Оч-чень хорошо! Раз юмор вернулся — девушке жить суждено! — заключил он и потискал мою вялую руку в своей. — Тебе привет от Токарева Николая Федоровича.Я закрыла глаза. Чтоб пережить момент. У меня опять, пусть ненадолго, но смешалось все в один ком: Михаил, «бомж», Токарев, Интеллектуал-допросчик из комфортабельного подвала, неведомо где расположенного… Даже в животе похолодело: «Они что ж, все заодно?!»— Где же он… Токарев? — спросила с налетом злой насмешки, а в действительности еле молвила, полузадушенная испугом.— В госпитале. В него стреляли. Три пули укусили. Одна в голову. Ему всевышний помог. Ни одна, как говорят врачи, не задела жизненно важные центры.— А я-то думала…— Убежден: много у тебя накопилось мусорных мыслей. Ты ведь рассчитывала, что как только встретишься с Токаревым — все как по маслу… Верно говорю?— Верно. В чем же мой просчет?— За тобой уже следили. Для них не был секретом и номер машины Токарева. Как и его возможности, связи.— Значит, его из-за меня?— Не бери в голову. У них с ним старые счеты. Старик им сильно мешал. Продажные шкуры снабжают их информацией с пылу-жару — вот в чем беда. Думаешь — свой в доску, а он автомат наизготовку и по тебе от бедра веером.— Как интересно… как интересно-то… А можно узнать, кто… кто ты сам? Я ведь думала, ты просто…— Фотограф? Любитель жучков, паучков, бабочек?— Естественно. Ты в каком звании-то? Майор?— Обижаешь, подружка. Бери выше — адмирал всех морей и океанов, включая Памир. Почему замолчала?Я не спускала с него глаз:— Потому что отучилась с некоторых пор верить на слово. Ваши документы!Михаил посмотрел на меня с печалью жалости, сунул руку в карман пиджака, вынул книжечку темно-бордового цвета, развернул и держал так перед моими глазами, пока я не сказала:— Почему только раз позвонил? Я ждала.— Потому, чудо заморское, что не было у меня возможностей. Глянь, как хожу.Михаил встал, направился к двери, припадая на правую ногу.— Что это?— А пулька нечаянная. Сама ж знаешь, в Таджикистане этих нечаянных пулек что пчел в улье. Ты, Татьяна, расположена рассказать, где побывала, что повидала? Не мне, я хохотун большой, а очень серьезному человеку?— Молодому и красивому?— Есть и такие. Подберем!— Из тех, кто, «не считаясь с опасностью», «с осунувшимися лицами и воспаленными глазами»?— Точно. Еще есть вопросы по существу?— Есть, — я поглядела в зарешеченное окно, на дверь, на потолок, изучила попутно стены, притянула к себе поближе Михаила за лацкан серого, явно парадного пиджака — и произнесла, наконец, то самое, рисковое, потаенное слово, залежавшееся где-то глубоко в печенках-селезенках:— Наркотики? Они?Он рассмеялся, закинув вверх каштаново-пегую бороду:— Дошло, наконец!— Нет, я давно стала подозревать…— Не ври, ты все больше охала-ахала по поводу старух, как их обирают после смерти. Тебе эти моменты расстраивали душу… Ничего не скажешь — лихо, талантливо работала банда, что мужички, что бабеночки.Тут уж лежать я не могла. Села в постели. Михаил подсуетился, торчком поставил подушку мне под спину.— Ишь как разрезвилась! А все почему? А все потому, что женское жгучее любопытство есть первая и основополагающая черта слабого пола! Не сдвигай сурово брови. Есть утешение. Ювенал сказал: «Никогда не привести столь искусных и постыдных примеров. Чтобы не осталось ещё худших», А Вергилий…— Михаил! — страшным голосом позвала я. — Так ты знаешь того… интеллектуала, который цитировал мне Вергилия, Платона?.. Где он? Кто он? Или это был ты сам, но в маске?Михаил даже рукой прикрылся от напора моего нетерпения.— Фигушки! — заявил. — не все сразу. Вот встанешь на ноги, и пойдем мы гулять по здешнему парку…— Ой, вредный какой!— Еще хуже, чем ты думаешь! — похвалился и поднялся.— Жду! Изнемогаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108