Где уж тут скучать?.. Делаю по памяти наброски домов, витрин, уголков в скверах и парках, а потом хожу и проверяю, насколько удалось соблюсти формы и пропорции, не пропустил ли какие-нибудь существенные детали.— А ты не собираешься наведаться в Момчилово, чтобы сверить на месте, например, некоторые детали на рисунке с очагом и трехногим стульчиком? — заметил я со смехом.Он тоже засмеялся и погрозил мне пальцем, а затем спросил:— А что если я уже произвел такую проверку?От Аввакума всего можно было ожидать, поэтому я предпочел промолчать.Я не спешил уходить. Аввакум показал мне две корзинки, доверху полные обломков терракоты.— Две прекрасные ионические гидрии, — сказал он, и лицо его впервые оживилось. — Завтра примусь за реставрацию. Это будет чудесно!Я смотрел на черепки, не различая в них никаких ваз, и не понимал, что же будет чудесным: восстановленные реликвии древности или же сама работа по восстановлению. Мне сдавалось, что под словом «чудесно» мой приятель подразумевал предстоящую работу. Что это было — жажда творчества? А может, состояние напряженного поиска — естественная стихия его ума?Аввакум обладал врожденным, свойственным подлинному художнику чувством меры. Решив, видимо, что слишком долго занимает меня своей особой, он тотчас изменил тему разговора и стал расспрашивать, как «поживаю» я во владениях Мехмеда Синапа, будто я не знаю, что Мехмед Синап в наши края и не заглядывал. Но, подстегиваемый его вопросами, я сам слово за словом выложил ему все о своем житье-бытье. Опустил, правда, только встречу с Фатме у реки. Впрочем, это ведь была совсем пустячная подробность.Аввакум внимательно слушал и что-то чертил карандашом в своем внушительном блокноте. Очевидно, разрисовывал какие-нибудь вазочки. Я, например, пытаюсь изобразить овечьи головы, когда мне приходится слушать кого-нибудь из вежливости.Когда подошло время обеда, Аввакум ненадолго отлучился, чтобы умыться и переодеться. Меня так и подмывало посмотреть, что за вазу нарисовал Аввакум в блокноте. Но внутреннее чутье подсказывало мне, что на этот раз Аввакум изменил своей привычке и вместо ваз и черепков изобразил самые примечательные эпизоды моего рассказа. А рассказывал я с увлечением и, кажется, довольно живописно.Но Аввакум вовсе и не помышлял о зарисовках! На листке вместо рисунков я обнаружил вот какую запись:«Триград — Бор (S.S — Е): 7-8 км. Дорога — проселочная. Река. Два перехода вброд. Другие ручьи — 20 мин. Лес: 2 км — W, 1 км.S. E. На 6-м км — лесопилка (заброшена). Поляна. Все при хорошей видимости — 100 мин.Бор — Видла (E от Триград, после E — S): 6 км. Дорога — проселочная. 2 км — лес (смешанный); 4 км — луга. Видимость! Все — 60-70 мин.»Вся эта дремучая скука была испещрена разными топографическими знаками: треугольниками, кружочками с точкой посередине и еще какими-то иероглифами. Я узнал только один знак — тот, которым топографы обозначают сосновый лес, — потому что он немного напоминает настоящую сосну.Напрасно я вглядывался в листок, выискивая следы своего восторженного рассказа. Непонятный человек этот Аввакум!А потом мы отправились обедать. Аввакум был одет «а катр эпенгл», как говорят французы, — скромно, но элегантно, и я подумал, что он поведет меня в какой-нибудь из больших столичных ресторанов. Да и я ведь не зря повязал свой голубой галстук — наверное, во второй или в третий раз за последние три года. Правда, стояла ужасная жара, но мне, как ветеринарному врачу, положено соблюдать все правила приличия.Когда Аввакум взял такси, мои надежды дообедать в лучшем ресторане превратились в уверенность. Я был очень доволен, тем более что давно не ездил в легковой машине; грузовики и вездеходы — «газики» мне осточертели. Поэтому я не обратил внимания на разговор Аввакума с шофером. Мне было все равно, где отобедать — в «Балкане» или же в Венгерском клубе.Но когда такси помчалось в сторону от центра города и, пробравшись сквозь муравейник на бульваре Георгия Димитрова, свернуло влево к большому мосту через Владайскую речку, я начал было беспокоиться, но утешил себя тем, что неплохо пообедать и вне Софии, в каком-нибудь загородном ресторане. Я искоса взглянул на Аввакума, но он молчал.За мостом машина замедлила ход и остановилась. Пока я с удивлением оглядывался вокруг, Аввакум расплатился с шофером и весьма любезно пригласил меня выйти. Он даже открыл мне дверцу. Разумеется, я и сам мог бы открыть ее, если б не загляделся.С унылым видом я сошел на тротуар. Аввакум взял меня под руку и повел в какое-то совсем неказистое заведение, по-моему, даже без вывески. Пока мы пробирались между столиками, я уловил чрезвычайно приятный запах. Пахло шашлыком, черным перцем и выдержанным пивом. По винтовой лесенке мы поднялись на галерею, огибавшую зал в виде буквы П. Столики белели чистыми скатертями, было уютно и спокойно, сидя здесь, можно было видеть как на ладони весь зал и залитый солнцем противоположный тротуар. Ресторанчик мне сразу понравился, и я даже улыбнулся.К нам подошла курносенькая официантка. Белая ленточка перехватывала ее белокурые волосы, а гофрированный передничек оттенял красивыми мягкими складками ее высокий бюст. Она улыбнулась Аввакуму, и я тотчас заметил это. Аввакум тоже улыбнулся. Сделав заказ, он сказал ей:— Этот молодой человек — мой друг. Нравится он тебе?Я думал, что девушка рассердится, потому что вопрос был не очень деликатен. Но она лишь подняла свои длинные ресницы, и в ее голубых глазах мелькнула смешинка.А потом мы уплетали за обе щеки лучшие в мире кебапчета Кебапчета — национальное болгарское блюдо — продолговатые котлетки из рубленого мяса, запеченные на угольях, с острой приправой

, пили лучшее в мире пиво, и нам было очень весело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46