— О! — воскликнул я, с любопытством оглядывая потолок.— Наберись терпения! — сказал доктор, похлопав меня по плечу. — В этом святилище есть всего понемногу. Я сам готовлю лекарства, а кой-какие и придумываю сам. Здесь и только здесь твое училище!Я безмолвствовал, и поэтому доктор счел нужным подкрепить свои доводы.— Я, дороюй мой, кроме медицинского, окончил еще биохимический; поэтому кое-что смыслю в лекарствах и настойках. Так что ты держись за меня и не бойся!После «святая святых» мы осмотрели и другие комнаты. В спальне стояла всего лишь широченная кровать, неумело заселенная несколькими солдатскими одеялами. Из свежеокрашенных стен торчали вбитые гвозди и крюки. Подобного варварства не увидишь не только в Триграде, но даже в хибарке деда Реджепа. На гвоздях и крюках висели одеяния нашего биохимика.Кухня отличалась от кабинета только тем, что здесь всюду валялась кухонная утварь. Нам пришлось смотреть в оба, чтобы не ступить нечаянно в кастрюлю или же не испачкаться о закопченную сковороду.— Доктор, — спросил Аввакум, — насколько я понял, ты холостяк. Для какого черта тебе все эти атрибуты?Мне показалось, что доктор смутился; он уставился себе под ноги, как будто там был написан ответ на вопрос Аввакума.— Что поделаешь, — пробормотал он, — есть у меня слабость к кухонной утвари, а отчего — бог знает! Иду мимо хозяйственного магазина, непременно зайду и куплю то кастрюлю, то чайник или сковородку. В подвале у меня навалено вдвое больше, чем тут!Он посмотрел на разбросанную утварь и улыбнулся.— Кто знает, может, когда-нибудь и понадобится! Всякое бывает. Аввакум тотчас согласился, что в этом мире все случается. Вот он, например, покупает детские книжки с картинками. Он с жаром заявил доктору:— Я уже две этажерки забил ими доверху. И еще столько же держу на чердаке.— Ты смотри, а я-то до детских книжек не додумался! — озадаченно проговорил доктор.— Ничего, — ободрил его Аввакум. — Если когда-нибудь тебе понадобятся, рассчитывай на меня.Доктор погладил подбородок и добродушно рассмеялся.Я бывал на квартире у Аввакума и достоверно знал, что у него нет ни одной детской книжки.Доктор надел белый передник, завязал его сзади батиком и принялся с виртуозной сноровкой чистить рыбу. Мы с большим интересом следили за его работой. Но он вдруг опустил руки и тяжело вздохнул.— И компания чудесная, — сказал он, грустно глядя на нас, — и рыба что надо, и вина я припас. Одного только не хватает для полноты картины…— Брюнетки! — усмехнулся Аввакум. Доктор ласково взглянул на него и кивнул головой.— Слушай, доктор, — решительно заявил Аввакум, — если ты ничего не имеешь против, я мог бы пригласить от твоего имени брюнетку и бьюсь об заклад на что угодно, что она удостоит нас своим посещением. Но только при одном условии. А именно…— Что именно? — грозно переспросил доктор, насупив брови.Он швырнул очищенного сазана на стол и скрестил руки на груди. Ему не хватало при этой позе только усов и трико, чтобы сходство с прежними чемпионами по классической борьбе было полным.— Ее адрес, — ответил со смехом Аввакум.Доктор опустил руки и расплылся в широкой, до ушей улыбке.— Ее адрес!.. Ирина Теофилова, улица Брод, дом тридцать три. Недалеко отсюда. Записать на бумажке?Аввакум небрежно махнул рукой.Когда и как возникла эта любовь?Она пришла неожиданно, подобно порыву южного ветра в теплую, летнюю ночь. Может быть, она пришла в юг вечер вместе с первым взглядом, с первой улыбкой. А когда он утром проснулся, любовь уже цвела в его душе. Так в конце весны расцветают сады: с вечера они стоят зеленые, с закрытыми бутонами, а когда розовый рассвет озарит мир, они уже в подвенечном уборе.Ирина Теофилова и Христина Чавова болтали, наверное, как всегда, о скучных, повседневных делишках на маленьком дворике за кирпичным зданием.Появился Аввакум и сказал:— Ваш начальник, доктор Петр Тошков, приглашает вас обеих на скромный ужин.Доктор послал его только за Ириной, но Аввакум, пожалев Чавову, пригласил на свой риск и ее.Из распахнутого окна первого этажа струился желтый свет. Открытые, округлые плечи Ирины, ее руки и шея сияли мягким блеском старинной позолоты. А в черной глубине глаз светились крохотные, еле видимые, далекие звездочки.— Будет свежая рыба, — заявил Аввакум.— О боже, как я люблю свежую рыбу! — воскликнула, всплеснув руками. Христина Чавова.Ирина молчала.— Доктор ждет, — сказал Аввакум.Она пожала плечами, и глаза их встретились. Она спокойно, сосредоточенно смотрела на него, ничуть не смущаясь и не торопясь отвести взгляд.Аввакум выдержал ее взгляд и сам загляделся на нее так же спокойно и сосредоточенно, но впервые в жизни не сделал никаких выводов из своих наблюдений. Счетная машина, которая всегда без осечки реагировала своими колесиками на внешние восприятия, вдруг застопорила, как будто выключили ток, приводивший ее в действие.— А вы нас проводите домой? — спросила Ирина, не спуская с него глаз.В счетной машине промелькнула искорка жизни.— Конечно, — сказал Аввакум, — непременно провожу — А сам подумал: «Что на это скажет доктор?»Ужин прошел весело. Я растолковывал Христине Чавовой сложность лечения куриной чумы, доктор жарил рыбу, а Ирина с Аввакумом накрывали на стол. Руки их иногда встречались, и тогда они виновато поглядывали на сияющего от счастья доктора. Когда мы сели за стол, Ирина стала очень любезной с доктором и даже ласковой; касалась его плечом, подливала вина, а про Аввакума совсем забыла.К одиннадцати часам доктор стал позевывать, потом, облокотясь на стол, задремал.Мы поспешили распрощаться и вышли на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46