Ванда Готар, сидевшая между мной и Падильо, наклонилась к нему.
— Я останусь здесь!
Падильо удивленно посмотрел на нее.
— Почему?
— Ты опять оставляешь спину незащищенной. У тебя это входит в привычку.
— Я так не думаю.
— И напрасно. Сколько раз Крагштейн и Гитнер пытались разделаться с тобой? Пять?
— Четыре. Раз в Делавере, два — в Нью-Йорке, еще один — здесь.
— И сколько людей погибло?
— Двое. Моя подруга и их человек.
— И еще двое, скорее всего, попали в больницу, — вставил я. — С моей помощью.
— Мой брат, — добавила Ванда. — Ты забыл Уолтера.
Падильо покачал головой.
— Я не забыл Уолтера. Просто не упомянул его.
— Почему?
— Потому что Крагштейн и Гитнер не убивали его.
Глава 20
Если Ванда Готар и хотела спросить Падильо, а кто, по его мнению, убил ее брата, она не успела бы этого сделать, потому что Падильо поднялся, повернулся и направился к двери, за которой, согласно указаниям официанта, находился кабинет доктора Ас-фура. Я последовал за Падильо.
За дверью мы увидели лестницу. Поднявшись, попали в длинный коридор, который давно не подметали. И тут же справа раздался густой бас: «Сюда, мистер Падильо».
Миновав коридор, мы оказались в комнате, напоминающей Египетский зал исторического музея. Нас встретила большая статуя Осириса, короля мертвых, которому составляла компанию его сестра-жена Исида, богиня плодородия, вспомнилось мне. Откуда — не знаю. Возможно, из какого-то фильма. И ковры были восточные, возможно, из Ливана, но, несомненно, дорогие.
Окон я не обнаружил, но их могли скрывать тяжелые портьеры из настоящего шелка, висящие вдоль двух стен. Понравился мне и большой барельеф, возможно, украшавший в свое время могилу Рамсеса VI, и голова Клеопатры, достойная Британского музея. Обстановку дополняли несколько удобных кресел и огромный стол, за которым стоял необъятных размеров мужчина. Доктор Асфур мог бы похудеть на сто пятьдесят фунтов, и этого никто бы не заметил. Таким же толстым был и король Фарук.
— Вы, должно быть, мистер Падильо, — бас Асфура напоминал раскаты весеннего грома. — В глазах у вас есть что-то испанское.
— Остальное — эстонское, — Падильо пожал протянутую руку. — Мой партнер, мистер Маккоркл.
— Шотландец? — рука Асфура оказалась на удивление маленькой, хотя и пухлой.
— Есть немного. А также англичанин и ирландец. Все перемешалось так давно, что теперь уже и не узнаешь.
Он указал на кресла.
— Присядьте, господа.
Сам доктор Асфур садился очень осторожно, словно сомневался, а выдержит ли его вес массивное кресло. Он крепко взялся за подлокотники, а уж затем опустился на сиденье.
Я прикинул, что ему лет сорок, максимум сорок пять. Впрочем, о возрасте толстяков судить особенно сложно. Его большая голова сидела на коротенькой шее, крючковатый, тонкий нос резко выделялся на круглом лице, с губ не сходила улыбка, и перед нами постоянно сверкали его белые зубы, а темные глаза, похоже, не упускали ни единой мелочи.
— Родился я, как вы, наверное, уже догадались, в Египте. Но принял американское гражданство, — он помолчал. — Так вы приехали из Вашингтона. Отдохнуть или по делам?
— По делам, — ответил Падильо. — У нас с мистером Маккорклом ресторан в Вашингтоне.
— Правда? Мне частенько приходится бывать в этом городе. Как он называется?
— "У Мака", — ответил я.
— Рядом с Коннектикут-авеню?
— Совершенно верно, — подтвердил Падильо.
— Хотя там я ни разу не обедал, мне его рекомендовали. И человек, который рассказывал мне о нем, был в полном восторге. У вас действительно превосходный ресторан?
— Во всяком случае, получше многих, — Падильо относился к тем, кто считает совершенство недостижимым. — Когда речь заходит о ресторанах, такие эпитеты, как превосходный, нужно употреблять крайне осторожно.
Доктор Асфур согласно покивал, пригладил венчик черных волос, окружавший его обширную лысину.
— Так чем вызван ваш приезд в Сан-Франциско? Вы ищете нового повара? Или метрдотеля? — ответить он нам не дал. — Нет, с этим вы бы не пришли в «Арабский рыцарь». Вы, разумеется, отметили, что это не первоклассный ресторан, — и он одарил нас очередной улыбкой.
— Мы думаем о расширении нашей фирмы. Уже побывали в Нью-Йорке и Чикаго. Теперь хотим ознакомиться с Лос-Анджелесом и Сан-Франциско.
— Города с процветающим ресторанным бизнесом, — доктор Асфур покивал, одобряя наш выбор. — Но я все-таки не пойму, с чего вы оказались здесь. Вам больше подошли бы «У Джека» или «У Эрни».
— Мы также ищем одного приятеля, — добавил я.
— Приятеля?
— Со Среднего Востока. Из Ллакуа.
— Нам сказали, что выходцы со Среднего Востока отдают предпочтение вашему ресторану, — уточнил Падильо.
— Из Ллакуа, — задумчиво протянул доктор Асфур. — Редко кто заглядывает сюда. И то обычно проездом. Им всегда чего-то надо. Бесплатный ужин. Или ночлег, — он пристально посмотрел на нас. — Иногда и убежище.
— Вы им помогаете? — полюбопытствовал Падильо. Доктор Асфур достал из коробочки на столе толстую сигару, неторопливо раскурил ее.
— Я не всегда хозяйничал в ресторане. В Александрии я был врачом. Позвольте отметить, хорошим врачом. Возможно, слишком хорошим. Мне пришлось эмигрировать. Сюда я приехал в надежде продолжить врачебную практику. Но не получилось. Причина тому — невероятная глупость моих коллег из Ассоциации американских врачей. Мне не разрешили практиковать в Соединенных Штатах, пока я не сдам никому не нужные экзамены. Мой рассказ не наскучил вам?
— Отнюдь, — заверил его я.
— Короче, я отказался выполнить эти требования и начал делать аборты. Это были самые счастливые, и наиболее прибыльные, годы моей жизни, — он помолчал, наверное, перебирая их в памяти один за другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50