На потешном короле была мантия на заячьем меху, надетая поверх белого кафтана. Он свирепо сверкал глазами, гремел здоровенными шпорами на ботфортах и перекидывал в зубах длинную глиняную трубку.
Афанасьев даже не сразу узнал в этом размалеванном, карнавально-свирепом властителе Федора Юрьевича Ромодановского, хозяина Москвы и главу Преображенского приказа. Тем не менее это был именно он. Рядом сидели бояре и окольничие, из которых многие приходились боярину Боборыкину дальней родней. Тут же торчала длинная фигура в простом капральском камзоле, и в этой нелепой фигуре угадывался сам царь Петр. Он стоял, преклонив одно колено перед потешным королем Фридрихусом и, чуть покачиваясь, ехидно ухмылялся. Заметив эту улыбку, Ромодановский гневно гаркнул, и Петр тотчас же отскочил, изображая испуг и покорность. Стоявший возле молодого царя карлик оскалил желто-черные лошадиные зубы и дернул Петра за рукав, тот отмахнулся, и карлик полетел куда-то в гущу чопорных бояр, поджимающих губы.. Кто-то задавленно ахнул, карлик заржал, а Ромодановский-Фридрихус заорал:
– И чтобы передо мною зело смирны были!..
И прибавил кое-что из пышных оборотов, характерных для речевой манеры благородного Александра Даниловича Меншикова.
«Дурдом, Владимирыч! – зашевелился Сребреник, когда вся четверка путешественников оказалась пред гневными очами Фридрихуса и любопытствующим взглядом Петра, тем временем вернувшегося к подножию трона. – У нас, конечно, тоже власти не сахар, взять хотя бы старину Нэви Буша-третьего или замечательного политического деятеля Ельцина Бориса Николаевича, дирижирующего оркестром… Но чтобы так – да-а-а-а! Таких затей не видывал, наверно, и мой давний предок, хе-хе, который вселился в Иоанна Васильевича».
– Да уж, – процедил сквозь зубы Афанасьев и тут же услышал голос потешного короля Фридрихуса, который обращался к ним со следующей занимательной речью:
– Понеже нам стало известно, что вы искусны в разных ремеслах и горазды выкидывать штуки, то рассудили мы взять вас на службу. Может, вы все и окажетесь ворами и бунтовщиками, сеять смуту способными, и тогда милости просим на дыбу. А на дыбе, как известно, все откровенны, аки дети. Подписан державный указ о назначении всех вас четверых на следующие должности. Читай! – сделал он знак пьяному дьяку, стоявшему чуть поодаль.
Под облачением чтеца ясно рисовались контуры бутыли, к тому же он был бос и перепачкан то ли в дегте, то ли в ином дурно пахнущем веществе, но это никого не смущало. Позже оказалось, что дьяком, читающим указ, прикинулся не кто иной, как Автоном Головин, воевода, произведенный в генералы и обучающий потешных Преображенского полка различным экзерцициям, проще говоря, строевой подготовке и обращению с оружием. С оружием генерал Автоном Головин обращаться умел, а вот с Ивашкою Хмельницким не совладал, отчего и был немилосердно подпоен, а теперь, пошатываясь и икая, читал «королевский» указ:
– «…повелеваю взять того Петра Буббера в потешный батальон Преображенского полка бомбардир-капитаном, отдав ему под начало роту пушкарей, и учинить ему оклад: денег по пятидесяти рублев… и на полное довольствие хлебом, вином и иными… ик!.. А как начнется закладка на корабельной верфи на Яузе, перечесть туда с окладом… ик!.. и прочая».
Далее речь пошла о Ковбасюке. Его назначили смотрителем в потешный зверинец, приписав к батальону Преображенского полка и дав оклад, близкий к капитанскому. Сильвия фон Каучук, как и полагается руководителю миссии, получила, как показалось первоначально, самое высокое назначение – должность в Посольском приказе, местном аналоге МИДа. Правда, денег ей полагалось меньше, ибо:
«…учитывая ее принадлежность… Ик!.. к женскому полу и понеже… ик!.. (Головин выпил еще немного и стал глотать уже не слова и слоги, а целые строчки) вдвое меньше противу мужеского оклада, а именно по пятнадцати рублев… а также платьем немецким и голландским, табаком и кофеем».
Знатная феминистка качнула своим могучим бюстом. Как!.. Какого-то Буббера, грозу одиноких американских старушек, назначили начальником над пушкарями, а потом обещали перевести на верфь, а ее, руководителя миссии, приткнули на какую-то секретарскую должность – подьячим в Посольский приказ, пыльные бумажки перекладывать да чернила изводить, сжирая казенные денежки. И ничего, что никто из участников «Демократизатор-2020» не собирался работать согласно зачитываемому указу.
Ничего! Порядок есть порядок, да и где справедливость?! Что это еще за урезание денежного довольствия вдвое по причине принадлежности к женскому полу? Это же чистейшая дискриминация, для борьбы с которой она, Сильвия, и прибыла сюда, и она не потерпит, чтобы…
Неизвестно, что еще наговорила бы желчная гостья из будущего, не схвати ее Афанасьев за руку и не одернув. И тут речь пошла о нем самом.
– Ик!.. «Афанасьева Евгения направить управителем фейерверков, приписав под начало Федора Зоммера и генерала Франца Лефорта, ведающего распре… ы-ык!.. велеть».
Окончательно скомкав финальную часть указа, Головин громко всхрапнул, махнул на всех рукой и тут же повалился спать прямо у подножия трона. Ромодановский досадливо отпихнул незадачливого пьяницу, поднял налитые кровью глаза на Афанасьева, Сильвию и сотоварищей и выговорил:
– Все поняли? С завтрева потребно начать несение службы, вменененной вам. А теперь шумству быть потребно! Э-эй там!
Сильвия Лу-Синевна снова хотела организовать акцию протеста, открыла с этой целью рот, но тут к ней подошел Алексашка Меншиков, уже навеселе, со сбившимся на бок рыжим париком и с громадной чашей в руках, подал ее новой служащей Посольского приказа со словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95