Ах, да вы же еще о них ничего не знаете! Тогда очень вовремя указать вам на то, что примерно через три-четыре столетия чудовищная машина империализма и колониализма…
Не договорив, Владимир Ильич навернулся через какой-то корень и грохнулся наземь, однако не умолкая и в полете.
– Да завали хавалку, писарь! – завопил штурман де ла Роса, падая из шлюпки на песок и начиная осквернять его остатками своего вчерашнего ужина. Да, тяжело давалось открытие Америки даже таким проверенным морским кадрам, как штурман Педро Хуан де ла Роса и предполагаемый будущий вождь индейского пролетариата Лысая Голова…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
И снова рыба!.. (косноязычный вопль Колумбовых каторжников, играющих в трюме в домино)


1

…Он открыл глаза. Зеленая трава щекотала ноздри, и он чихнул. При этом во всей голове грянул гром такой оглушительной боли, что Афанасьев снова зажмурил глаза и припал щекой к приятно прохладной траве. Он лежал и, собственно, даже не понимал, что же ему обо всём этом думать. Вместо памятных воспоминаний о вчерашнем (позавчерашнем?) вечере и ночи в голове вращались зубчатые колеса и, грохоча, звенели якорные цепи; и продирался сквозь эти индустриальные звуки мерзкий утробный голос, вопящий «Рррибья!»
Неужели он в трюме? Судя по общему состоянию, он накануне немного выпил со штурманом де ла Росой и… Что же было потом? В трюме?.. Что за глупости приходят ему на ум, разве в трюме растет трава?
И вдруг смутная, тревожная мысль как иглой пронзила мозг. Колумб?.. Если он, Афанасьев, здесь, на берегу какого-то водоема, кажется, мало похожего на Атлантический океан, то, значит, его выкинуло из эпохи Средневековья и начала великих географических открытий? Неужели он что-то сделал с Колумбом и…
Полная пустота. Женя ощупал пальцами голову и, подняв глаза, предпринял вторую попытку разглядеть местность, в которую его занесло.
Вне всякого сомнения, он находился на берегу озера. Оно выглядело тихим и пустынным. На противоположном берегу виднелась какая-то довольно густая растительность, а в том месте, где лежал Женя, узкий мыс, поросший олеандрами и какими-то колючими кустами, врезался в воды озера. Берега были чистые, без тины, и на них с приятным легким шумом накатывали низенькие волны.
На берегу метрах в ста от него стояла лодка, довольно нелепой формы длинный баркас. В нем сидел человек и сосредоточенно перебирал пальцами сеть, в то время как второй на берегу чистил рыбу, готовясь запускать ее в кипящий на костре котелок. Аромат приготавливаемой ухи донесся до ноздрей Афанасьева, и он почувствовал, что дико хочет есть. С похмелья чувство голода было особенно острым, а накануне, если судить по последствиям, члены экипажа каравеллы «Санта-Мария» Афанасьев и де ла Роса приняли на грудь молодецкие дозы спиртного.
Женя поднялся и, чуть пошатываясь, направился к рыбакам. Попутно он подбирал в голове слова приветствия на английском, французском, испанском, итальянском, русском и даже украинском языках. Мало ли куда могли завести его лабиринты времени? Или лабиринты тут ни при чем, просто Колумб высадил его за пьянство на берег? Да вот что-то эти ребята не очень-то похожи на туземное население Центральной Америки и островов Карибского архипелага.
Впрочем, до того, как он достиг рыбаков, он растерял все набранные по словечку фразы и ляпнул на чистом русском языке:
– Здорово, мужики! Не подскажете, куда это меня занесло? А то я с похмелья никак не могу определить, куда это я попал.
Рыбаки воззрились на него. Это были довольно простецкого вида товарищи с рыжеватыми бородами и всклокоченными волосами, до того похожие друг на друга, что не оставалось сомнения – это братья. Не близнецы, так погодки – уж точно. Женя удостоверился, что его не понимают (собственно, на это он особенно не надеялся). Он собрал свои лексические богатства воедино и неожиданно даже для себя самого проговорил:
– Хеллоу. Ай эм Юджин. Ай эм фром Раша. «Что это я несу? – мелькнуло у Жени. – Забористое винцо у этого треклятого штурмана де ла Росы. А рожи у них диковатые. Похожи на поморов из Архангельской области, только у поморов носики поменьше. Да и климат тут, прямо скажем, не архангельский… Гм».
Он ткнул пальцем себя в грудь и произнес:
– Евгений. Ев-ге-ний! – добавил он по слогам. Несмотря на лохматость бород и причесок, рыбачки оказались довольно сообразительными. Тот, что сидел в лодке, приложил ладонь к своей груди и низким, чуть надтреснутым голосом выговорил:
– Шимон.
– Ага, Семен? – обрадовался Афанасьев. – Семен, а тут такое… в общем, нет ли чего пожрать? А то у меня во рту маковой росинки от самой Америки не было, а у вас, я смотрю, трапеза такая аппетитная готовится. Я, честно говоря, уважаю ушицу. Особенно под водочку. Только, конечно, водки у вас тут нет. Ранний час, так сказать. Наверно, все мини-маркеты еще закрыты, – ухмыляясь во весь рот, закончил Женя всё на том же чистом русском языке. Конечно, он и не рассчитывал, что до рыбаков дойдет смысл его речи, потому что главную свою просьбу – касательно еды – он показывал знаками, понятными всем народам во все времена. Показывал на котелок и делал жевательные движения: в высшей степени выразительное средство засвидетельствовать свой голод.
Рыбаки оказались ребятами свойскими. Семен, или как там его звали, немедленно выделил Жене деревянную тарелку с похлебкой, а его брат дал пригоршню фиников и несколько крупных олив. Тут уж Афанасьев окончательно уверился, что он не в Архангельской губернии, если уж его оглушенный мозг не сумел сразу дойти до этого очевидного, в общем-то, вывода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110