Целой плитки не пожалел. Шоколад, к твоему сведению, в плитках выпускали. Вот… Вернулся, значит, чукча домой. Позвал в свой чум соседей и давай рассказывать, какой это замечательный город Москва. А напоследок говорит, дескать, довелось мне там одно лакомство попробовать. Шоколадом называется. Коричневое, квадратное, а вкус такой, что и описать невозможно. Соседи, само собой, удивляются. Неужели вкуснее жареной оленины? Вкуснее, отвечает чукча. Неужели вкуснее мороженой рыбы? Вкуснее. Соседи уже на рогах стоят, не верят ему. Неужели вкуснее тухлой моржатины? Вкуснее, упирается чукча, ну так вкусно, так вкусно… как будто бабу трахаешь!
Лилечка заалела личиком и бросила в Зяблика недоеденным лиловым корешком, а Верка не без сарказма заметила:
– Тебе-то самому, зайчик, тухлая моржатина наверняка вкуснее бабы.
Короче, наесться толком не наелись, но хоть животы набили. Пора было и к переправе приступать.
Половина ватаги сразу понурила головы. Если не считать Артема, более или менее прилично на воде держались только трое: Зяблик, Смыков и, как ни странно, Верка. Цыпф и Лилечка, взрослевшие в эпоху тотального обмеления водоемов, плавать почти не умели, а Толгай вообще чурался водных процедур, как паршивый кот.
– Давайте брод поищем, – неуверенно предложил Цыпф.
– Давайте поищем, – Зяблик зловеще прищурился. – Авось, через недельку и найдем. Сам же говорил, оратор хренов, что каждая минута дорога. Навязались на мою голову…
– Аркан давай, – нагло заявил Толгай. – Я аркан на тот берег брошу. По аркану быстро-быстро переберемся.
– Рожу я тебе аркан, что ли? Вот, бери все, что есть! – Зяблик рванул брезентовый ремень, подпоясывавший его штаны, да, видно, перестарался – ремень лопнул, лишив своей поддержки пистолет. Пришлось Зяблику переложить его в карман куртки. Без матюгов, естественно, не обошлось.
– Вы в самом деле хотите перебраться на тот берег? – поинтересовался Артем.
Недоумевая по поводу столь риторического вопроса, ватага тем не менее была вынуждена подтвердить свое намерение, хотя и на разные лады, начиная от решительного «Еще как!» – Зяблика и кончая уклончивым "Ну наверно… " – Лилечки.
– Нет, не верю, – покачал головой Артем. – Никакой страсти. Вы не хотите, а только соглашаетесь. А надо гореть желанием. Просто разрываться от чувств.
Только теперь его мысль стала доходить до понимания широких масс.
– Вы думаете, бдолах поможет? – воскликнула Лилечка.
– Непременно. Но для этого нужно очень захотеть.
– Я хочу, но боюсь.
– Чего боишься?
– Захлебнуться.
– Смерти, проще говоря, боишься. А если смерти боишься, значит, жить хочешь. Сейчас, правда, не очень сильно хочешь, но когда захлебываться начнешь – захочешь по-настоящему. И тогда бдолах начнет действовать.
– Неужели он меня плавать научит? – Лилечка еще раз продемонстрировала степень своей наивности.
– Нет, конечно. Но зато поможет тебе выжить. Даст новые силы, изменит активность газообмена в крови, блокирует накопление углекислоты… В этих вопросах я, признаться, не специалист, но, думаю, на какое-то время твой организм станет как у ныряющего кита. Они ведь воздухом дышат, а под водой и по часу могут находиться. Главное, не впадать в панику и постоянно хотеть, желать, алкать спасения.
– Но я все же не понимаю… – Лилечка зябко передернула плечами, словно уже ощутила кожей холод речных глубин. – Плыть-то как? Я ведь даже по-собачьи не умею.
– Ты ходить умеешь?
– А разве не заметно? – обиделась Лилечка.
– Вот и решение проблемы. Ты не поплывешь, а пойдешь по дну. Вода чистая, дно песчаное, с пути сбиться невозможно. Всего-то и надо сделать шагов пятьдесят. На всякий случай тебя будут страховать. Один человек на том берегу, второй на середине реки, третий здесь. Согласна?
– А разве есть выбор? – Губы Лилечки дрогнули, а в глазах блеснула предательская влага.
– Выбор есть почти всегда… Оставайся на этом месте и жди нашего возвращения. Или добирайся до Отчины самостоятельно, – голос Артема внезапно приобрел необычную для него резкость.
– Нет-нет! – Лилечка испугалась уже по-настоящему. – Я с вами!
Пока Смыков – по его собственному заявлению, лучший пловец ватаги, не тушевавшийся ни перед крутыми волнами Карибского моря, ни перед мутными, кишащими крокодилами водами Лимпопо, – классическим брассом пересекал реку (имея на голове сверток одежды, в середину которого было запрятано личное оружие), Цыпф, Лилечка и Толгай лошадиными дозами поглощали бдолах. Свою долю попытался урвать и Зяблик, уже раздевшийся до кальсон (во время подводной переправы ему поручалось патрулирование по стрежню реки), но получил от Верки по рукам.
– Не трогай! – прикрикнула она. – Мало ли что тебе в воде захочется! Еще акулой себя возомнишь. Придется вырезать плавники и жабры.
Выждав для верности несколько минут (бдолах был сырой, неочищенный и мог действовать с замедлением); Приступили к форсированию райской реки. Первым пустили Толгая – как личность с наиболее устойчивой психикой. Глядя, как он, держа перед собой вместо балласта увесистый камень, осторожно входит в воду, Верка процитировала по памяти неизвестно из какой книжки:
– Сначала всегда кормили дедушку. Если по прошествии часа он не проявлял признаков отравления, за трапезу принималась вся семья.
Толгай, видевший смерть чаще, чем иные – срамное место своей жены, на этот раз заметно трусил. Причина его водобоязни, возможно, проистекала из того же источника, что и страх средневековых европейцев перед явлением кометы – в этих столь разных природных стихиях недалеким людям чудилась злая воля высших сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25