– Ты, кажется, забыла, о чем у нас шел разговор, – набравшись смелости, напомнил Лева.
– А ведь верно. – Лилечка озадаченно умолкла. – Ты сам все время меня сбиваешь. Так нельзя.
– Больше не буду. – Лева нервно откашлялся и, чуть приоткрыв рот, наклонился к Лилечке.
– А ты хоть раз целовался, певец страстной любви? – хихикнула Лилечка.
– Целовался, – кивнул Лева.
– С кем это, интересно? – Лилечка подбоченилась. – А ну, отвечай!
– С тобой. На дне реки. Ты разве забыла?
– Это меняет дело, – обреченно вздохнула она. – Ладно уж… Только губы-то не поджимай, не укушу.
После первого поцелуя Лева почувствовал себя так, словно его укачало на карусели. Чтобы не упасть, он вцепился в Лилечку, и они вместе сели под куст, на котором наподобие флага победы полоскалось ее платье, кстати, уже почти сухое.
– Ну что, понравилось? – спросила Лилечка шепотом, словно боялась, что их могут подслушать. – Еще?
– Еще! – простонал Лева, чувствуя, как его покидает не только обычная рассудительность, но и разум вообще.
– Ах какой ты хитрый… Но что уж тут поделаешь, раз начали… Только не надо меня руками лапать.
С запоздалым стыдом Лева убедился, что его руки находятся совсем не там, где полагается быть рукам воспитанного человека – правая на чашечке Лилечкиного лифчика, левая на ее округлом и гладком бедре.
Он попробовал было целоваться без рук, но не выходило. Прежней близости не хватало, что ли. Пришлось обхватить девушку за плечи. Впрочем, она сама, целуясь, обняла Леву за шею и даже запустила пальцы в его шевелюру.
Невинная забава, начатая нашей парочкой под кустом, похоже, затягивалась, и Лилечка устроилась поудобнее, да так, что куда бы Лева теперь не тыкался губами, попадал только в ее лицо или шею.
На лифчике что-то само собой отлетело (Лева себе такую вольность никогда бы не позволил), и бретельки сползли с плеч девушки. Она попыталась было что-то возразить, но сумела выдавить только нечленораздельное мычание – в этот момент ее язык находился в Левкином рту.
Пространство для ласк сразу увеличилось – даже неискушенный в любовных утехах Лева догадался, как можно с приятностью использовать два эти сокровища, буквально свалившиеся ему в руки. Но прежде, чем припасть ртом к ее соскам – таким же алым, как и губы, – Лева, не лишенный дара эстетического восприятия, успел отметить, что за долгие годы эволюции природа не сумела создать ничего более гармоничного по форме, чем молодые женские груди.
– Не надо, не надо… – шептала Лилечка, лобзая Леву в макушку, а сама все плотнее прижималась к нему и даже груди свои для его удобства поддерживала снизу ладонями.
Старательно делая все то, к чему его побуждало неосознанное телесное желание и ненавязчивый Лилечкин напор. Лева каким-то никогда не дремлющим уголком сознания понимал, что это не все, что игра зашла слишком далеко, чтобы окончиться безрезультатно, и что ему еще предстоит нечто такое, что может принести и несказанное наслаждение, и несмываемый позор. Все говорило за то, что Лилечка не такая уж простофиля в любовных делах, как это могло показаться вначале, и одними ласками ее до экстаза не доведешь. Пора было переходить к решительным действиям, но страх опростоволоситься перед любимой (что для него являлось уже неоспоримым фактом) одолевал плотскую страсть.
Развязка тем не менее приближалась – на Лилечке уже вообще ничего не было, и он даже не понимал, как это могло случиться. Все тело ее влажно блестело от поцелуев, а кое-где в особенно нежных местах расцветали пока еще тусклые розы легких кровоподтеков.
Была не была, решил он, ощущая себя как неопытный циркач, которому впервые в жизни предстоит пройти по натянутому над бездной канату. Пан или пропал! Ведь когда-нибудь да надо начинать.
Продолжая целовать уже порядочно распухшие девичьи губы, он попытался расстегнуть свой ремень, на котором чего только не висело: и пистолет в кобуре, и пустая фляжка, и штык-нож, и брезентовый подсумок со всякой всячиной. Однако мягкий живот навалившейся на него Лилечки мешал добраться до пряжки, а отклониться назад не давал куст. Когда же Лева с грехом пополам освободился наконец от своей амуниции, загремевшей и залязгавшей при этом, Лилечка резко отстранилась.
– Ты чего? – недоуменно спросила она.
– Ничего… – Ну что еще мог ответить на этот вопрос бедный Лева?
– Не смей! – Туман, заволакивавший до этого глаза девушки, быстро рассеивался. – Ишь, какой быстрый… Я ему как другу доверяла, а он скорее штаны снимать!
– Я как ты… – растерянно пробормотал Лева.
– Как ты… – передразнила она его. – Это совсем разные дела! Да и не снимала я ничего. Ты мне сам все белье изорвал.
Действительно, лифчик требовал серьезной починки, а на трусики Лева даже глянуть боялся.
– Отвернись! – приказала она.
За спиной Левы зашуршал куст, а потом затрещала материя платья.
– Во, блин! – с досадой сказала Лилечка. – Что за напасть сегодня такая? Все по швам расползается… Можешь теперь повернуться, только штаны сначала подтяни.
Послушно исполнив все указания, Лева увидел, что Лилечка старается приладить к платью оторвавшийся рукав.
– Как же я в этой рвани ходить буду? – сетовала она, критически оглядывая свой наряд. – Ведь такое крепкое платье было! Я его и надела специально… Ладно, не стой столбом. Пошли, – она взяла Леву под руку. – А теперь послушай меня, миленький. Договоримся раз и навсегда. Всякому баловству пределы есть. Я не Верка, чтобы под всех подряд ложиться. Хочешь со мной дружить – дружи. Станет тоскливо, приходи, я тебя всегда пожалею. А о серьезных вещах поговорим после того, как домой вернемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25