А никакой разницы, по правде сказать, и нет. Каким бы ни был цвет кожи этих женщин, все они кричали, умоляли и умирали одинаково. Я указывал на них Го, которому вменялось в обязанность разузнать их адрес, гражданское состояние и способ проникнуть в жилища – в общем, все организационные хлопоты. Затем мы звали Лестера. Го насиловал женщин, а Лестер посвящал их в возвышенные сферы предсмертных ощущений. Когда развлечение заканчивалось, оставалось только придать смерти видимость суицида.
Здесь я вынужден сделать отступление, поскольку только что обнаружил в своем рассказе неточность. Лоран не занималась подводным плаванием. Ее я отыскал, когда обходил нуждающиеся семьи. Она пила, она была несчастна, и у нее было нежное тело, которое непреодолимо притягивало удары. (Разве не удивительно, что Луазо, этот склонный к мистицизму пьяница, сумел так хорошо прочесть в моей душе? Ибо я убежден, что именно обо мне говорил он в письме Мартинес; ведь Лестер никогда не видел Лоран до ночи ее смерти. Луазо догадался, что я стал орудием ее кончины. Но как? Может, он и в самом деле принадлежал к столь любимым Господом нищим духом?)
Благодаря одному из тех случаев, которые так часто смеются над дьявольскими планами – я употребляю здесь слово «дьявольский» в его прямом значении, – Лонге и Джонс участвовали в программе научного обмена. Поскольку мне доводилось исповедовать Лонге, мне стало известно, что это человек крайне испорченный, склонный к взяточничеству. Мы предложили ему денег, с тем чтобы он прикрывал сомнительные случаи. Так сформировалось наше сообщество. Прекрасное сообщество.
«Сообщество. Прекрасное сообщество». Сент-Мари против Джека-потрошителя, матч премьер-лиги. Партия играется отрубленными головами, в качестве приза победителю достается кубок густой крови. Дагу казалось, что от листков исходит запах помойного ведра. Он наклонился к большому букету желтых ромашек, который принесла Луиза, глубоко вдохнул их запах, словно желая очистить ноздри, и с отвращением откинулся на подушки. Это воняли цветы. В вазе забыли поменять воду, и она зацвела, испуская миазмы гнилого болота. Знаменитый нюх Дага Леруа… В отчаянии он вновь принялся за чтение.
В течение почти двух лет мы, как вы совершенно справедливо заметили, осуществили десяток подобного рода вторжений, стремительных и незаметных постороннему глазу. Но как-то Лестер пропустил оставшееся на платье Дженифер пятнышко крови, и доктор Андревон раскрыл тайну. Прекрасный врач Андревон, весьма компетентный. Тут Даррас начал копаться, кое-что сопоставлять, и я счел за лучшее положить конец нашей деятельности.
Подобно тому как ученый не в силах отказаться от своих опытов, Лестер не способен контролировать свои влечения и, следовательно, не мог положить им конец. А значит, он отыскал другие пути их удовлетворения благодаря разветвленной сети педофилии, существование которой, – о триумф демагогического лицемерия! – похоже, сегодня начинают признавать. Го тоже, судя по всему, особо не дергался. Возможно, парочка изнасилований то там, то здесь, виновный так никогда и не был найден… Лонге с головой ушел в свою профессиональную деятельность, пытаясь забыть, кому и чему он оказывал содействие. А я вновь погрузился в свою работу. Я чувствовал себя опустошенным, иссохшим, пресыщенным. В течение долгих лет я довольствовался тем, что смотрел фильмы с мутным, расплывчатым изображением, копии которых, продаваемые подпольно, приносили нам весьма ощутимый доход. Я и в самом деле забыл упомянуть, что Го снимал извращения Лестера, отчасти для нашего внутреннего использования, отчасти для коммерческих целей. Мы довольно быстро поняли, что для подобного рода продукции открывается большой рынок.
Это вас шокирует? Я не понимаю, почему удовлетворение агрессивных наклонностей – всего лишь самоцель. Разве нельзя увидеть в этом еще и некий меркантильный интерес? Bead possidentes как сказал князь Бисмарк. Благодаря барышам, которые принесла нам эта торговля, Го сделал накопления, Лестер мог себе позволить совершать преступления за границей, а я направил свою долю на благотворительность. Да-да, сотни маленьких сирот были накормлены, одеты и пристроены на деньги, которые нам принесла смерть нескольких несчастных.
Как гнусно и цинично! Захотелось посадить на кол эту старую обезьяну и любоваться, как она корчится и подыхает, согласно своим собственным теориям. Даг поймал себя на том, что кулаки его сильно сжались, и постарался расслабиться. Как только мог он испытывать симпатию к этому человеку? Причем симпатию мгновенную, инстинктивную, будто встретил старого доброго друга. Как мог он не почувствовать развращенность и порочность существа, столь долгое время находившегося с ним рядом? А как он мог не понять двойственность Лестера? Как случилось, что эти два человека, к которым он испытывал искренние дружеские чувства, оказались психопатами? Может, в нем самом живет отголосок их безумия?
Известно ли вам, дорогой Дагобер, что каждому из нас суждено прожить некий цикл, который непременно завершается тем или иным образом, как только опустеет резервуар песочных часов? В этот самый момент нашей с вами истории ее главные действующие лица еще живы. Однако ставки уже сделаны. Буквально через несколько часов нам предстоит узнать, прав ли был Гораций, утверждая, что « pede poena claudo..»: наказание следует за преступлением, хромая, и, если оно и запаздывает, все равно наступает. Но я все отвлекаюсь и отвлекаюсь, а время идет.
Так прошло двадцать лет. Двадцать лет – это так долго, когда подыхаешь со скуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98