Я слышал, что Макс Планк был чуть ли не единственным человеком, который решился перечить Гитлеру и заявить ему, чтобы тот оставил в покое институт и чистую науку. К тому же Хайнтц доверительно сообщил мне, что жена его брата, тоже сотрудница ДГРК, как он выразился, "дама из Нигерии, до того черная, что почти синяя", да и сам он явно предпочитал женщин ненордического происхождения.
"Вот тебе и зов судьбы, и благоприятный случай, - подумал я про себя. - И что же ты на это скажешь, Теренс Маккенна?" - Я перевел взгляд с Хайнтца на его жену. Оба смотрели на меня с искренним ожиданием.
- Что ж, предложение заманчивое, даже очень.
- Значит, вы согласны?
-Да.
- Вот и отлично. Вы сделали правильный выбор. Вы не дурак. Это мне по душе.
- Благодарю. Как вы знаете, сегодня я возвращаюсь на Бали. У меня там остались коллекции и кое-какие дела, которые надо уладить. И еще, должен признаться, с деньгами у меня не густо.
- Это пустяк. Приводите в порядок свои дела на Бали. Я телеграфирую в Сингапур, чтобы они перевели вам деньги на проезд от Бали до нашей штаб-квартиры. Есть только одно "но", - его стальной взгляд уперся в меня с леденящей душу пронзительностью, - вы должны пройти собеседование в самим Бокерманом, Он видит людей насквозь. Если в вашей душе или в вашем рассказе есть хотя капля лжи, он сразу это поймет. Тогда ничего не выйдет. Это неимоверно важно - мошенники нам не нужны. - Его шрам снова превратился в грозную морщину.
От этих слов сердце у меня упало.
- Не выйдет, понимаю, - промямлил я, а сам тем временем подумал: "Ну и в дерьмовое же дельце я вляпался". На этом мы распрощались, и я отправился в гостиницу укладывать вещи, а оттуда поспешил в аэропорт.
Пока я летел на Бали, в голове у меня царила полная неразбериха. Подо мной один за другим проплывали Малые Зондские острова и, подобно им, уплывали мои сомнения и возражения по поводу предложения Хайнтца. "Похоже, это судьба, - думал я. - Не сопротивляйся, доверься ей, а там будет видно".
Всю следующую неделю я улаживал дела. Когда я поведал свою историю хиппарям с Кута-Бич, большинство из них меня одобрило. Подружка моя тоже меня поддержала. Мы с ней еще несколько месяцев назад пришли к выводу, что на Бали наши пути могут разойтись. Каждый день я наведывался на почту в Денпасаре, надеясь, что там меня ожидают обещанные Хайнтцем билеты и пятьсот долларов на дорожные расходы. Так прошло три дня, пять и наконец семь.
Наутро седьмого дня я проснулся с уверенностью, что меня надули. Все это было какой-то непонятной выдумкой. "Должно быть, этот Хайнтц просто псих, - решил я, - придурок, который забавляется тем, что ловит хиппарей-американцев на удочку своих фантазий о тайной нацистской корпорации, а потом окунает с головой в реальность и смотрит, как они будут барахтаться". Существовала, конечно, и другая версия: каким-то образом они ухитрились навести обо мне справки и обнаружили, что моя история - сплошное вранье. В этом случае можно не сомневаться, что я сразу попадал в разряд мошенников - и конец моим планам! Так или иначе, нужно было быть полным идиотом, чтобы разболтать всем на Бали, будто я отплываю на "Роттердаме" в путешествие на Амазонку, да еще и за счет корпорации.
Следующую пару недель мне пришлось сносить беззлобное подтрунивание знакомых, после чего я. вернулся к первоначальному плану и стал готовиться к заключительному этапу индонезийской экспедиции за насекомыми: в Амбон и Серам на Молуккских островах.
На этом история закончилась. Я похоронил весь этот эпизод на задворках памяти вместе с другими подобными случаями под общей рубрикой "Чудики, с которыми сводит судьба". Только неспокойная это получилась могилка. Через год после событий в Ла Чоррере я решил, что та встреча была обратным отражением, предвестником настоящего безумия, которое наконец настигло меня на Амазонке, неким предчувствием, колебанием временного поля, своего рода ^пророческим сном наяву, мгновением космического смеха. Но впереди меня ожидала еще одна встреча с герром Хайнтцем.
Весной 1972 года, через год после событий в Ла Чоррере и через два после путешествия на Тимор, я был в Боулдере, штат Колорадо. Я вернулся из Южной Америки, чтобы уладить отношения с законом и вообще разобраться в своей жизни. Мы с Деннисом работали над рукописью "Невидимого ландшафта" и много времени проводили в университетской библиотеке, штудируя разнообразные дисциплины, которыми нам предстояло овладеть, если мы хотели, чтобы наши идеи принимали всерьез.
Однажды, просматривая студенческую газету, я наткнулся на поразившее меня объявление. Оно занимало целую страницу и гласило: Колорадский университет совместно с Институтом нейрофизиологии Макса Планка выступят в роли соучредителей следующего заседания Всемирного конгресса неврологов. При виде слов "Институт Макса Планка" я насторожился и стал читать дальше. Семьсот ученых со всего света съедутся в Боулдер, чтобы в течение десяти дней принять участие в чтениях и семинарах. Будут присутствовать все великие: сэр Джон Экклз, Джон Смите, Соломон Снайдер и все остальные, боги той самой Валгаллы, которую мы мечтали завоевать. Правда, мешало одно "но": все заседания будут закрытыми, за исключением вступительного слова, которое будет называться "Автокаталитические гиперциклы", и прочтет его тогдашняя звезда первой величины в мире неврологии Манфред Эйген из Института Макса Планка.
В общих чертах мне были знакомы идеи Эйгена. Автокаталитические гиперциклы казались мне безусловно необходимым коррелятом тех идей, которые я разрабатывал, - идей о временной волне и о том, как она проявляется и отражается в живых организмах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90