Эфебы – будущие воины. А мы с Капанидом не просто так эфебы, а эфебы на задании. Но как поспоришь, когда ухо...
– Ой-ой!
И мое ухо, и Сфенела тоже. Приходится входить в дядины покои без всякого достоинства воинского. Не шагом строевым, а бегом за собственными ушами.
– Ах вы, щенята! Да вы хоть знаете, чего натворили?
Мое ухо наконец свободно, Капанида, кажется, тоже. Во всяком случае, его «Гы!» звучит вполне уверенно.
– А если война из-за вас, негодников, начнется?
Дядя уже улыбается. Значит, мы все сделали правильно.
– Никак нет, господин лавагет, – чеканю я. – Не начнется!
И действительно, какая война? Ну, украли Палладий. Плохо, конечно. Из самого храма Афины-на-Лариссе украли! И куда только стража смотрела? Палладий ведь – святыня из святынь, его нашему Аргосу сама Афина Градодержательница подарила. А украли его двое каких-то святотатцев. Видели их, негодяев, – один повыше, лет пятнадцати, второй пониже, зато в плечах широкий. Лет двенадцать ему. Или тринадцать. Погнались – не догнали. И теперь по всем дорогам ищут. А за Палладий дедушка награду назначил. Десять талантов!
– Нельзя было что-нибудь попроще взять? – укоризненно вздыхает дядя. – Кубок золотой или жезл какой-нибудь.
– Дедушкин? – самым невинным тоном интересуюсь я. – С которым он на троне сидит?
Сейчас подзатыльник получу! Нет, обошлось... И с Палладием обошлось. Его во всех городах наших, которые Аргосу подвластны, искали. И не только у нас. В Микенах искали. И в Коринфе. И в Афинах тоже искали. А нашли в Дельфах. Прямо у золотого треножника, на котором пифия сидит. Утром двери отворили, зашли – а он там.
– А если Дельфы его не отдадут? А, ребята? И что нам тогда делать? И вообще, эфебы Диомед и Сфенел, вам не кажется, что это святотатство?
– Никак нет, – сообщаю я. – Не святотатство. Нам боги разрешили!..
Ну, не боги, конечно. Мама разрешила. И мне, и Капаниду. Разрешила и сказала...
– Дельфы, господин лавагет. Палладий отдадут, – подхватывает Сфенел. – Потому как им знамение будет. То есть было уже.
Вчера было. Когда мы из Тиринфа вышли... ...Не вышли – выбежали. Всю дорогу бежать приходилось. Да еще ночью. Иначе бы не успели никак. Ведь приказано было – вернуться к лавагету, к дяде то есть, на двадцатый день до рассвета. Едва добежали!
А про знамение мне мама точно сказала. И земля в этих Дельфах затрясется, и треножник засветится, и Палладий заговорит.
– Знамение, значит? Отдадут, значит?
Кажется, дядя жалеет о том, что не дал мне подзатыльник. И даже не мне, а нам обоим. И напрасно! Мы приказ точно выполнили. Сказано ведь: ценную вещь, охраняемую, в Дельфы – и вернуться. И все – за двадцать дней.
Мы-то в чем виноваты?
– Ладно, – вздыхает дядя. – Эфебы Диомея и Сфенел!..
Мы застываем. Стойка «смирно» – плечи развернуть, руки на бедра. Жаль, мечей нет!
– Летнее задание вам зачитывается. А теперь – пошли вон! Не спишь тут из-за вас. А если бы поймали?
– Нас? – искренне удивляется Капанид. Баском.
Теперь можно домой, на Глубокую. Зайти, упасть прямо у порога, заснуть... Нет, нельзя. Мы ведь эфебы! Не упасть, а помыться ледяной водой, жертву Гермесу Психопомпу принести... Нет, жертву можно и вечером, но помыться – обязательно.
И спать, спать, спать, спать... Неделя отпуска – как здорово!
Одно интересно – что еще в городе пропало? Ведь Ферсандр тоже летнее испытание сдает. И не он один. Вечно у нас в Аргосе с началом лета что-нибудь случается. Палладий – еще ничего, а было дело – у дедушки Адраста венец украли!..
(Это когда дядя Эгиалей летнее испытание сдавал.)
И еще интересно – когда нам наконец волосы остригут?
* * *
Они были уже здесь.
Алкмеон Заячья Губа, Амфилох Щербатый, ну и, понятное дело, пеласги.
Пеласги! Уже у самого Медного Дома!
Ну вот, а мы только-только из храма! Хитоны чистые, помыслы чистые, волосы помытые маслом смазаны. И настроение жертвенное.
(Век бы я этому Психопомпу жертвы не приносил! Не люблю – из-за мамы не люблю. Но что делать, если именно он всем ворам, торговцам и путешественникам помогает? Мы, правда, не торговцы, а вот все остальное...)
– А, С-собака Дурная! И Сфенел, Сфенел! Глядите, ребята!
Алкмеон уже хорош. То есть ничуть он не хорош, это так говорить принято. Небось опять неразбавленное лакал И Амфилох хорош. И ведь обещал же мне! Клялся даже – все тем же Психопомпом.
– Ла-а-адно! Добрые мы сегодня. Катитесь отсюда, недомерки! Живо!
Катиться? С нашей Глубокой? Недомерки? Эх, хитона жаль. Новый совсем!Я долго понять не мог, с чего это детишки покойного дяди Амфиарая до сих пор по улицам прохожих пугают да по ставням колотят? Алкмеону двадцать два уже исполнилось, Щербатый его всего на полтора года младше, а пеласгам неумытым ничуть не меньше нашего. И ведь не в эфебах. Понятное дело, в эфебы только добровольцы идут, но все-таки! Здоровые обалдуи по улицам шляются да вино хлещут. И к девицам пристают, само собой.
Я удивлялся, а потом мне объяснили. Вполголоса. Дедушка Адраст все чаще болеет. А ведь по традиции Аргосом должны править потомки Мелампода и Бианта. Вместе должны. Потомки Бианта – это дедушка и дядя Эгиалей. А потомки Мелампода... Да вот они, красавчики!
– Ты, Собака Дурная, не понял, что ли? Катись, а то зубов не досчитаешься!
– Собака, собака! Диомед – собака! Сфенел – Приап вместо носа! Приап вместо носа!
Капанид вздыхает – кажется, ему тоже жалко новый хитон. А по поводу приапа – это они промахнулись. У моего друга нос репкой. Как у дяди Капанея. Видать, из-за неразбавленного они уже приап от репки отличить не могут!
– А-а! – радуюсь я. – Глянь, Капанид, братцы Диоскурвы! И диоскурвики с ними!
– Не-а, – опровергает меня Сфенел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34