«Радуйся!» Даже дедушке Адрасту.
А вот уже и огонь горит! Дрова сухие, дождей давно не было...
...Хотя Зевс и Дождевик!
Странный огонь – какой-то темный, как лицо дяди Амфиарая, как этот вечер. Темный, низкий, холодный. То есть это мне кажется, что он холодный, потому что мне почему-то холодно. И Капаниду тоже холодно – иначе бы зубами не стучал.
– Мечи!
Это дедушка Адраст. Сейчас они вынут мечи...
Вынули.
Все сразу – красиво!
А пламя горит, оно все выше – и все темнее. Или это вокруг темнеет? Надо спросить у Сфенела, но сейчас нельзя, сейчас будет клятва...
Начали!
– Я, Адраст, сын Талая...
– Я, Амфиарай, сын Оикла...
– Я, Гиппомедонт, сын Сфера.
– Я, Тидей, сын Энея...
Папа волнуется, потому и говорит «Энея», а не «Синея» Это он по-этолийски.
– Я, Мекистий, сын Талая...
– Я, Партенопей, сын Талая...
– Я, Этеокл, сын Пройта...
Я знаю, о чем они будут клясться. Они будут клясться, что вернут дядю Полиника домой в Фивы. Вернут – или погибнут. Но они не погибнут. Ведь там же папа, а папа – самый сильный, самый смелый! И дядя Капаней сильный! И все остальные.
Но почему мне все кажется, что огонь на жертвеннике темный? Нет, он уже черный! Черный, ледяной...
– На этом камне, пред ликом владыки нашего Зевса Величайшего, Повелителя Ясного Неба, царя богов и царя мира, мы. Семеро, клянемся честью, кровью и жизнью своей...
Почему мне так холодно? Почему?..
* * *
– Это ловушка, Ойнид! Теперь я точно знаю. Это все отец. Он, Психопомп и Тюрайос! Моя Семья... Семейка... Они даже название придумали – "Гекатомба". Понимаешь? Отец говорит, что, если получится сейчас, в следующий раз он соберет всех – чтобы никто не ушел... Не иди с ними, Тидей! Не ходи! Даже я тебе помочь не смогу – понимаешь, даже я!
Мне опять снится мама. Но сегодня-очень плохой сон. Плохой – и страшный. Мама плачет. Мама кричит. А ведь мама никогда не кричит! Поэтому сон – очень плохой.
– Я могу всех их убить, Ойнид! Всех! Ты думаешь, только у отца есть молнии? Я могу сделать так, что от Фив останется черная плешь. Черная, блестящая... Но я никого не смогу спасти. Даже тебя. И никто не сможет! Понимаешь?
Если бы я мог, я закричал. Если бы я мог, я бросился бы к маме. Мама не должна плакать! Почему папа не сделает так, чтобы мама не плакала?
Хорошо, что это – сон!
* * *
Мне больно. Тетя Эвадна слишком сильно сжимает мою руку. Сфенелу тоже больно, он морщится, но молчит. И я молчу.
Тетя Эвадна волнуется. Она очень сильно волнуется, потому и руки нам сильно жмет.
Они уходят.
Дедушка Адраст уже за городом, и дядя Полиник уже за городом, и колесницы. Много колесниц! А сейчас уедет папа. И дядя Капаней уедет.
И все уедут.
Мы стоим у дверей и смотрим на улицу. Когда появятся их колесницы, мы сразу увидим. Они должны из-за угла выехать, там, где храм Золотой Елены – той, которую дядя Капаней хорошо знает.
На тете Эвадне – яркое покрывало. Она говорит, что яркий цвет отпугивает Керу. Примета такая.
Мы ждем. Сейчас они заедут сказать «до свидания». Папа хочет, чтобы мы не ходили за город. Это – тоже примета.
Вот колесница... Две... Три...
А почему три?
Ага, в первой – дядя Капаней, у него на щите – воин с факелом, во второй – папа (с Глазом Ночи на щите)...
...Да я их издалека и без щитов узнаю! Папа ниже, зато в плечах очень широкий. И еще на папе шлем – с тремя гребнями и с дырками для глаз. А дядя Капаней высокий и чуть-чуть сутулится...
А в третьей колеснице... Черный щит, четырехугольный, как башня... Дядя Амфиарай? Вещий!
– Мама, а почему?..
Сфенел тоже удивляется, но тетя Эвадна только качает головой – отвечать не хочет. Сегодня она очень красивая! Только глаза больные.
Первая колесница остановилась, вторая...
– Давайте, только скорее!
Это дядя Амфиарай. У него недовольный голос. Дядя Амфиарай не хочет идти на войну. Он всем говорит, что Зевс плохой и не даст нам победу. Это потому, что дядя Зевса не любит! Но на войну пойдет – его тетя Эрифила заставила.
(Про тетю Эрифилу мне Ферсандр сказал. А ему – его папа.)
Тетя Эвадна отпускает мою руку. Но я стою на месте. Жду. Бежать к папе нельзя, потому что он с дядей Амфиараем. А при нем я должен вести себя как взрослый.
– Веди их сюда!
Это опять дядя Амфиарай. Он хмурится и трет рукой бороду. Мне... страшно?
Ну, не то чтобы страшно...
Дядя Капаней берет нас со Сфенелом за руки, ведет к дяде Амфиараю. Сейчас нужно сказать «радуйся»...
Папа стоит в сторонке. Я знаю почему: его дядя Амфиарай не любит.
Меня подводят к дяде. Я уже хочу поздороваться...
– Не первый. Второй!
Я так и не успеваю сказать «радуйся». Наверное, первым должен поздороваться Капанид. Капанид – первым, а я – вторым. А вот и он...
~ Тяжело будет – сыну отдай!
Кому это он? Дяде Капанею? Нет, Сфенелу. Но почему?..
И вдруг я понимаю. Дядя Амфиарай – Вещий. Он слыщит, как боги разговаривают. И он знает, что с кем будет.
– А Диомед?
Это дядя Капаней. Ну, конечно, Сфенелу уже сказали, А мне?..
Дядя Амфиарай не отвечает. Даже не смотрит. Он идет к колеснице.
Дядя Капаней недоволен. Он, кажется, не очень верит дяде Амфиараю.
– Ну ты слыхал, Ойнид? Пифия, понимаешь! Ты, Сфенел, его не слушай. Тяжело будет – сам тащи!
Капанид кивает. И я киваю. Киваю – потому что согласен.
А все-таки жаль, что мне ничего не сказали!
А вот и папа.
– Ну, мальчики!..
От папиной бороды пахнет пылью. И немножечко – благовониями. Это он с утра ванну принимал.
Я хватаю папу за шею, хватаю крепко, прижимаюсь лицом... Только бы не заплакать! Мне нельзя плакать, я уже почти взрослый!
* * *
Крон – это бог такой. Мне про него дядя Эвмел рассказал. Дядя Эвмел все про богов знает. И про зверей. И про все другое тоже знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34