Плюмаж наполнил свой кубок.— Господа, — сказал он, — я пью за здоровье Дамона… я хотел сказать, Гонзаго, который завтра получит шестьсот тысяч дохода и мадемуазель де Келюс, если Пифий… я хотел сказать, Невер сегодня ночью уйдет из жизни.— Здоровье принца Дамона Гонзаго! — закричали наемные убийцы, предводительствуемые братом Галунье.— И что вы на это скажете, господин де Пероль? — торжествующе заключил Плюмаж.— Чушь! — буркнул тот. — Клевета!— Вы позволили себе грубость. Пусть мои доблестные друзья рассудят нас. Я беру их в свидетели.— Ты сказал правду, Плюмаж! — зашумели доблестные друзья.— Принц Филипп Гонзаго, — пытаясь сохранить достоинство, объявил Пероль, — выше подобных оскорблений, и ему нет нужды оправдываться.Плюмаж остановил его:— Вот что, милейший господин де Пероль, присядьте-ка. Пероль отказался, и тогда гасконец силой усадил его на табурет, после чего обратился к своему помощнику:— Ну как, Галунье, перейдем к более тяжким оскорблениям?— Плюмаж! — произнес нормандец.— Раз господин де Пероль не сдается, настал, дорогуша, твой черед взять слово.Нормандец залился краской до ушей и опустил глаза.— Но я не умею выступать публично, — пролепетал он.— Попробуй! — предложил Плюмаж, закручивая усы. — Битый туз! Наши друзья простят тебе твою неопытность и молодость.— Рассчитываю на их снисходительность, — промямлил робкий Галунье.Голосом маленькой девочки, отвечающей на вопросы из катехизиса, Галунье начал речь:— Господин де Пероль имеет все основания считать своего господина безукоризненным дворянином. Вот одна подробность, которую мне удалось случайно узнать. Я ничего дурного в ней не вижу, хотя иные злонамеренные души могут расценить ее по-другому. Когда три Филиппа вели в Париже веселую жизнь, настолько веселую, что король Людовик пригрозил сослать племянника в его владения… да, а происходило это года три назад, и я тогда служил у одного итальянского врача по имени Пьер Гарба, ученика небезызвестного Экзили Известный в XVII в. итальянский отравитель и изготовитель ядов. Вынужденный покинуть Италию, поселился в Париже, где вскоре был арестован и заключен в Бастилию.

…— Пьетро Гарба-э-Гаэта! — прервал его Фаэнца. — Я знавал его. Большой был мерзавец.Брат Галунье мягко улыбнулся.— Это был человек степенный, — поправился он, — мирного нрава, истово верующий, ученый, как не знаю кто, а занимался он составлением благотворных микстур, которые сам он называл бальзамом долголетия.При этих словах все виртуозы шпаги разразились хохотом.— Битый туз! — бросил Плюмаж. — Да ты великолепный рассказчик. Продолжай!Господин де Пероль вытер со лба выступивший пот.— Принц Филипп Гонзаго, — продолжал Галунье, — частенько навещал добрейшего Пьера Гарба.— Тише! — невольно вскрикнул Пероль.— Громче! — закричали храбрецы.Они от души веселились, тем паче что знали: цель этого спектакля — увеличение платы.— Продолжай, Галунье, продолжай! — кричали они, тесней окружив нормандца и Пероля.А Плюмаж, ласково погладив своего помощника по затылку, произнес прямо-таки отеческим тоном:— Ризы Господни! Малыш имеет успех.— Мне очень жаль, — промолвил Галунье, — что я вынужден повторить слова, которые, похоже, не по нраву господину де Перолю, но истина состоит в том, что принц Гонзаго весьма часто навещал Гарба, вне всяких сомнений, чтобы набираться у него знаний. И как раз в это время юный герцог де Невер стал чахнуть.— Клевета! — крикнул Пероль. — Гнусная клевета! Галунье с невинным видом поинтересовался:— Мэтр, а разве я кого-нибудь обвинял? Подручный принца Гонзаго до крови прикусил губу, а Плюмаж бросил:— Милейший господин де Пероль больше не будет таким невоздержанным.Тот вскочил.— Надеюсь, вы мне позволите уйти отсюда? — со сдержанной яростью осведомился он.— Ну, конечно! — смеясь от всей души, отвечал гасконец. — Мы даже проводим вас до замка. Добряк Келюс, наверно, уже проснулся, так что мы объяснимся с ним.Пероль рухнул на табурет. Лицо его позеленело. Безжалостный Плюмаж протянул ему стакан.— Выпейте, подкрепитесь, — предложил он. — А то у вас такой вид, будто вам худо. Всего глоточек… Не хотите? Тогда просто посидите, придите в себя и позвольте говорить этому плуту-нормандцу. Он красноречивей, чем адвокат в парламенте.Брат Галунье благодарно поклонился Плюмажу и продолжал:— Начались толки: «Ах, бедный молодой герцог де Невер умирает». Забеспокоились и двор, и город. Еще бы, Лотаринг-ский дом — один из самых знатных домов во Франции! Король осведомлялся о его здоровье. Филипп, герцог Шартрский, был безутешен…— Но еще безутешней, — прервал его Пероль, сумевший придать своему тону проникновенность и убежденность, — был Филипп, принц Гонзаго!— Боже меня упаси противоречить вам! — воскликнул Галунье, чья неизменная любезность должна бы послужить примером всем спорящим. — я даже уверен, что принц Филипп Гонзаго был крайне огорчен, и вот доказательство тому: каждый вечер, облачившись в ливрею лакея, он приходил к мэтру Гарба и всякий раз с унылым видом повторял: «Это слишком затягивается, доктор, слишком затягивается!»В низеньком зальце кабачка «Адамово яблоко» сидели сплошь убийцы, и тем не менее все они содрогнулись. Холодок пробежал по спине у каждого. Плюмаж грохнул кулаком по столу. Пероль, не промолвив ни слова, опустил голову.— Как-то вечером, — продолжал брат Галунье, непроизвольно понизив голос, — Филипп Гонзаго пришел раньше, чем обычно. Гарба пощупал ему пульс, тот был лихорадочно частый. «Вы сегодня много выиграли в карты», — сказал Гарба, хорошо знавший принца. Гонзаго рассмеялся и ответил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33