ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Она была небольшой, но располагалась посреди самого обширного, парижского кладбища.
При больнице, стоявшей с .восточной стороны, также находилась часовня, отчего кривой переулок, поднимавшийся с улицы Сен-Маглуар на улицу Урс, получил название Дёзеглиз – улица Двух церквей.
В стене, окружавшей кладбище, было три входа: главный – с улицы Сен-Маглуар; второй – с улицы Дёзеглиз; третий – из безымянного переулка, который возвращался к улице Сен-Маглуар, обежав церковь сзади; сюда же выходил фасад особняка, принадлежавшего принцу Гонзага. Кроме того, в стене была пробита брешь, дабы на кладбище могла свободно проходить процессия с реликвиями святого Гервазия.
Церковь, бедная и малолюдная, выходила на улицу Сен-Дени; в начале нашего века она еще существовала, ныне здесь стоит дом под номером 166. К кладбищу были обращены две двери. Уже много лет вокруг церкви никого не хоронили. Большая часть горожан обретала вечный покой за пределами Парижа. Только за четырьмя или пятью знатными семействами сохранилось право производить погребение умерших сородичей на городских кладбищах. Дому Неверов принадлежала надгробная часовня, которая была их ленным владением.
Мы уже упоминали, что часовня эта располагалась на некотором удалении от церкви; вокруг нее росли большие деревья, а самый короткий путь к ней вел от улицы Сен-Маглуар.
Прошло около двадцати минут с того момента, как процессия с осужденным скрылась во внутреннем дворе Неверского дворца. Непроглядная темень царила на кладбище, откуда можно было видеть одновременно и ярко освещенные окна парадной залы, и слабые блики, исходившие из зарешеченных окошек церкви. Временами сюда доносился глухой ропот толпы, заполонившей соседние улицы.
По правую сторону от надгробной часовни находился пустырь, заросший кладбищенскими деревьями – огромными и раскидистыми. Это были настоящие заросли: так заброшенный сад через несколько лет начинает походить на чащу девственного леса. Здесь и собрались подручные принца Гонзага. В безымянном переулке, ближе к улице Дёзеглиз, их поджидали лошади, оставленные под присмотром слуг. Навай сидел на траве, обхватив голову руками; Носе и Шуази подпирали спинами кипарис; Ориоль беспрерывно вздыхал; Пейроль, Монтобер и Таранн переговаривались шепотом. Этим троим терять было нечего: преданностью они вовсе не превосходили других, но гораздо сильнее замарались.
Мы никого не удивим, сказав, что верные друзья принца Гонзага, едва собравшись в назначенном месте, стали горячо обсуждать возможность отступления. Все они в душе уже отреклись от своего благодетеля. Однако каждый желал воспользоваться его влиянием, и всех без изъятия страшила его месть. Они знали, что по отношению к ним Гонзага будет безжалостен. Кроме того, они были настолько убеждены в прочности положения принца, что всерьез полагали, будто он разыгрывал перед ними комедию.
Им казалось, что Гонзага выдумал несуществующую опасность, дабы еще надежнее стреножить их. А может быть, он хотел испытать тех, кто клялся ему в верности?
Вне всякого сомнения, если бы они знали наверняка, что Гонзага потерпел поражение, то дезертировали бы с поля боя немедленно. Барон фон Бац отправился на разведку ко дворцу и вернулся с известием, что процессия прервала свой путь и что толпа запрудила все улицы вокруг. Они терялись в догадках, что бы это могло значить. Неужели пресловутое публичное покаяние у могилы Невера было всего лишь хитростью принца? Время шло, на часах церкви Сен-Маглуар уже давно пробило три четверти девятого. Ровно в девять голова Лагардера должна была пасть под топором палача. Пейроль, Монтобер и Таранн не сводили глаз с окон дворца – в особенности с того, в котором четко выделялась высокая фигура Филиппа Мантуанского.
Неподалеку отсюда, за северными вратами церкви Сен-Маглуар, находилась другая группа людей. Исповедник принцессы держался поближе к алтарю. Аврора, опустившись на колени, беззвучно молилась, напоминая собой те прекрасные статуи ангелов, что обычно водружают в изголовье могил. Кокардас и Паспуаль с обнаженными шпагами в руках неподвижно застыли около дверей; Шаверни и донья Крус тихо разговаривали.
Дважды или трижды Кокардасу и Паспуалю почудились какие-то подозрительные шорохи. Оба обладали превосходным зрением, но ничего не смогли разглядеть, как ни всматривались в зарешеченное окно. Надгробная часовня полностью скрывала от них засаду. Свеча, горевшая на могиле последнего из герцогов Неверских, освещала внутренний свод часовни, но все окружающие предметы утопали в еще более непроницаемой тьме.
Внезапно двое храбрецов, вздрогнув, насторожились; Шаверни и донья Крус умолкли, прислушиваясь.
– Мария, матерь Божья! – отчетливо произнесла Аврора. – Сжалься над ним!
Их привел в волнение непонятный, но очень близкий шум.
Шум же возник оттого, что в зарослях произошло общее движение. Пейроль, не сводя глаз с окна парадной залы, скомандовал:
– Внимание, господа!
Все отчетливо увидели, как трижды поднимается и опускается факел.
По этому условному сигналу им надлежало взломать двери церкви.
Никаких сомнений не оставалось, и все же верные друзья принца на какое-то мгновение заколебались.
Они не верили, что сигнал будет дан. А увидев сигнал, не могли поверить, что им и в самом деле нужно исполнить обещанное.
Гонзага просто играл с ними. Гонзага хотел потуже затянуть наброшенную на них сеть.
И они приняли решение подчиниться именно потому, что это убеждение возобладало: они безраздельно уверовали в могущество принца как раз в момент его падения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
При больнице, стоявшей с .восточной стороны, также находилась часовня, отчего кривой переулок, поднимавшийся с улицы Сен-Маглуар на улицу Урс, получил название Дёзеглиз – улица Двух церквей.
В стене, окружавшей кладбище, было три входа: главный – с улицы Сен-Маглуар; второй – с улицы Дёзеглиз; третий – из безымянного переулка, который возвращался к улице Сен-Маглуар, обежав церковь сзади; сюда же выходил фасад особняка, принадлежавшего принцу Гонзага. Кроме того, в стене была пробита брешь, дабы на кладбище могла свободно проходить процессия с реликвиями святого Гервазия.
Церковь, бедная и малолюдная, выходила на улицу Сен-Дени; в начале нашего века она еще существовала, ныне здесь стоит дом под номером 166. К кладбищу были обращены две двери. Уже много лет вокруг церкви никого не хоронили. Большая часть горожан обретала вечный покой за пределами Парижа. Только за четырьмя или пятью знатными семействами сохранилось право производить погребение умерших сородичей на городских кладбищах. Дому Неверов принадлежала надгробная часовня, которая была их ленным владением.
Мы уже упоминали, что часовня эта располагалась на некотором удалении от церкви; вокруг нее росли большие деревья, а самый короткий путь к ней вел от улицы Сен-Маглуар.
Прошло около двадцати минут с того момента, как процессия с осужденным скрылась во внутреннем дворе Неверского дворца. Непроглядная темень царила на кладбище, откуда можно было видеть одновременно и ярко освещенные окна парадной залы, и слабые блики, исходившие из зарешеченных окошек церкви. Временами сюда доносился глухой ропот толпы, заполонившей соседние улицы.
По правую сторону от надгробной часовни находился пустырь, заросший кладбищенскими деревьями – огромными и раскидистыми. Это были настоящие заросли: так заброшенный сад через несколько лет начинает походить на чащу девственного леса. Здесь и собрались подручные принца Гонзага. В безымянном переулке, ближе к улице Дёзеглиз, их поджидали лошади, оставленные под присмотром слуг. Навай сидел на траве, обхватив голову руками; Носе и Шуази подпирали спинами кипарис; Ориоль беспрерывно вздыхал; Пейроль, Монтобер и Таранн переговаривались шепотом. Этим троим терять было нечего: преданностью они вовсе не превосходили других, но гораздо сильнее замарались.
Мы никого не удивим, сказав, что верные друзья принца Гонзага, едва собравшись в назначенном месте, стали горячо обсуждать возможность отступления. Все они в душе уже отреклись от своего благодетеля. Однако каждый желал воспользоваться его влиянием, и всех без изъятия страшила его месть. Они знали, что по отношению к ним Гонзага будет безжалостен. Кроме того, они были настолько убеждены в прочности положения принца, что всерьез полагали, будто он разыгрывал перед ними комедию.
Им казалось, что Гонзага выдумал несуществующую опасность, дабы еще надежнее стреножить их. А может быть, он хотел испытать тех, кто клялся ему в верности?
Вне всякого сомнения, если бы они знали наверняка, что Гонзага потерпел поражение, то дезертировали бы с поля боя немедленно. Барон фон Бац отправился на разведку ко дворцу и вернулся с известием, что процессия прервала свой путь и что толпа запрудила все улицы вокруг. Они терялись в догадках, что бы это могло значить. Неужели пресловутое публичное покаяние у могилы Невера было всего лишь хитростью принца? Время шло, на часах церкви Сен-Маглуар уже давно пробило три четверти девятого. Ровно в девять голова Лагардера должна была пасть под топором палача. Пейроль, Монтобер и Таранн не сводили глаз с окон дворца – в особенности с того, в котором четко выделялась высокая фигура Филиппа Мантуанского.
Неподалеку отсюда, за северными вратами церкви Сен-Маглуар, находилась другая группа людей. Исповедник принцессы держался поближе к алтарю. Аврора, опустившись на колени, беззвучно молилась, напоминая собой те прекрасные статуи ангелов, что обычно водружают в изголовье могил. Кокардас и Паспуаль с обнаженными шпагами в руках неподвижно застыли около дверей; Шаверни и донья Крус тихо разговаривали.
Дважды или трижды Кокардасу и Паспуалю почудились какие-то подозрительные шорохи. Оба обладали превосходным зрением, но ничего не смогли разглядеть, как ни всматривались в зарешеченное окно. Надгробная часовня полностью скрывала от них засаду. Свеча, горевшая на могиле последнего из герцогов Неверских, освещала внутренний свод часовни, но все окружающие предметы утопали в еще более непроницаемой тьме.
Внезапно двое храбрецов, вздрогнув, насторожились; Шаверни и донья Крус умолкли, прислушиваясь.
– Мария, матерь Божья! – отчетливо произнесла Аврора. – Сжалься над ним!
Их привел в волнение непонятный, но очень близкий шум.
Шум же возник оттого, что в зарослях произошло общее движение. Пейроль, не сводя глаз с окна парадной залы, скомандовал:
– Внимание, господа!
Все отчетливо увидели, как трижды поднимается и опускается факел.
По этому условному сигналу им надлежало взломать двери церкви.
Никаких сомнений не оставалось, и все же верные друзья принца на какое-то мгновение заколебались.
Они не верили, что сигнал будет дан. А увидев сигнал, не могли поверить, что им и в самом деле нужно исполнить обещанное.
Гонзага просто играл с ними. Гонзага хотел потуже затянуть наброшенную на них сеть.
И они приняли решение подчиниться именно потому, что это убеждение возобладало: они безраздельно уверовали в могущество принца как раз в момент его падения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16