– Дорогое дитя, отныне навсегда покончено со слезами и тревогами… Будьте счастливы со мной и для меня!
Когда же придет этот час? Сегодня? Завтра? Через ме­сяц? Одно можно сказать наверняка: он станет последним ча­сом для виновника прошлых и нынешних бедствий… Прежде чем солнце успеет скрыться за горизонтом, этот человек увидит острие его шпаги!
Несомненно, Гонзага должен умереть! Но не падет ли и сам Лагардер под ударами его сообщников? Неужели таков бу­дет конец всех лишений и страданий? Неужели рассыплются в прах, уйдут в небытие все их мечты?
– Нет, – сказал он твердо, – любовь спасет нас… нет ничего сильнее любви, когда она чиста!
Он размышлял таким образом больше часа. Кокардас с Паспуалем не мешали его грезам; на это, впрочем, существова­ла уважительная причина: мастера клинка мирно заснули бок о бок, прижимаясь друг к другу.
Оба храбреца легко смирились с тем, что их поджарым те­лам дала приют не мягкая постель, а голая земля. И в это мгновение на устах у них блуждала улыбка, из чего станови­лось ясно, что они также очутились в стране грез. Гасконец любовно приник к засаленной шляпе Паспуаля, и снилось ему, что он поднес ко рту полный стакан; нормандец же сладко причмокивал, прижимая к сердцу руку своего благородного друга.
Измученные лошади паслись рядом, не помышляя о бегстве.
При других обстоятельствах Лагардер посмеялся бы, уви­дев, как обнялись во сне его бывшие учителя, – однако сейчас он был не в настроении шутить и ограничился тем, что разбу­дил их.
– Дьявол меня разрази! – вскричал Кокардас, отпихивая Паспуаля. – Плутишка тискает меня, как женщину!
А брат Паспуаль, ничего не сказав, лишь обтер слюну с полей своей шляпы. Он всегда отличался робостью.
– Друзья мои, – произнес шевалье, – отдохнем, когда освободим мадемуазель де Невер.
– Чего уж там, малыш… еще до вечера все будет кончено!
Лагардер ничего не ответил, но шпага его со свистом рас­секла воздух, и на землю упало несколько цветков, отсеченных с такой яростью, будто это была голова Филиппа Мантуанского,
Паспуаль, отдав Анри свою лошадь, взгромоздился на круп коня позади Кокардаса. Нельзя сказать, что он много выиграл от перемены позиции: никогда еще бедняге не приходилось так туго, ибо ему поминутно грозило падение.
– Эй, не лапай меня, – ворчал гасконец. – Я, сам зна­ешь, не первой молодости, да и камзола мне жалко, порвешь еще чего доброго… Когда тебе вздумается свалиться, крикни, и я тебя поймаю за ухо на лету…
Анри вскочил в седло и направился к Шартру в сопровож­дении обоих друзей.
Вскоре маленький отряд оказался примерно в ста метрах от ворот. Лагардер увидел, как оттуда выехали тридцать всадни­ков в голубых драгунских мундирах; они двинулись ему навстречу, и по всему было видно, что встали солдаты в такую рань только ради него.
Он, однако, продолжал свой путь, нимало не смутившись: из-за подобной малости не стоило беспокоиться.
Драгуны же и в самом деле выехали с вполне определенны­ми намерениями. Молоденький корнет, командовавший ими, поднял свою рапиру и приказал троим друзьям остановиться. Лагардер подчинился с улыбкой, опустив в знак любезности шпагу.
– Кто вы такие? – спросил офицер.
– Шевалье Анри де Лагардер… мои спутники: Кокардас и Паспуаль, мастера фехтовального искусства, знатоки секрет­ных ударов, сведущие и в нападении, и в защите.
В словах этих прозвучала нескрываемая ирония, и корнет несколько встревожился.
В Шартре были наслышаны про подвиги Лагардера, и мо­лодой офицер понимал, что арестовать этих людей будет делом совсем не простым, несмотря на подавляющее численное пре­восходство.
– Могу ли я узнать, – осведомился шевалье, от которого не ускользнуло замешательство собеседника, – чему я обязан подобной встречей? Я знаю гостеприимство вашего славного города, но не предполагал, что здесь выезжают навстречу пут­никам в такой ранний час ради удовольствия выяснить их име­на и титулы… К тому же за эти стены уже проследовал отряд всадников, сопровождающих карету, и никто не соизволил при­нять их, как должно. А это были очень знатные господа, мо­жете мне поверить…
Корнет явно смутился.
– Мне ничего об этом неизвестно, сударь, – отве­тил он, – я просто исполняю приказ…
– А, так вам был дан приказ! Не сочтете ли вы нескром­ным с моей стороны, если я поинтересуюсь, кто его отдал и в чем он состоит?
– Прошу вашего позволения, – молвил офицер с улыб­кой, – не отвечать на первый вопрос… Да и, по правде говоря, я вряд ли сумел бы это сделать. Я получил распоряжение своего капитана и не спрашивал, от кого оно исходит. Что же до второго вопроса, то могу заверить вас, по крайней мере, от своего имени, что никто не покушается на вашу свободу…
– Я рад за нас обоих, – сказал Лагардер не без лукав­ства, – хотя, должен признаться, вовсе не собирался задер­живаться в вашем городе. Мне нужны только свежие лошади и сведения о том, куда направляется сиятельный принц Гонзага.
Корнет спросил, стараясь говорить шутливым тоном:
– А если бы мне было приказано арестовать вас?
– Вам это вряд ли удалось бы, молодой человек, и было бы чертовски жаль продырявить ваш новенький красивый мун­дир. Но к делу. Теперь вы знаете, кто я такой… Вам этого достаточно или же в вашем приказе содержится что-то еще?
– Мне предписано проводить вас к полицейскому прево, который желает побеседовать с вами, но на предмет чего – не имею чести знать.
Офицер говорил искренне, и было очевидно, что на его слово можно положиться. Однако Лагардер чуял западню и за­ранее прикидывал, что может ожидать его в Шартре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16