Сочинения поэта, которые Воронцову удавалось прочитать, были, по мнению графа, вторичными, подражанием Байрону, которого Воронцов знал лучше Пушкина, причем в оригиналах, а не во французских переводах.
А.М.Горький считал, что Пушкин пытался доказать публике: писатель в иерархии государства стоит выше чиновника, но в то время над этим могли только смеяться. Однако, применительно к данной ситуации, Пушкина ставили на место по его собственной, Пушкина, вине.
"Как человек он мне не понравился,- вспоминает его одесский знакомый.- Какое-то бретерство, suffisance и желание уколоть, осмеять других". Suffisance у французов - означает тщеславие, самодовольство. Это ощущали многие, с кем он общался.
В сущности, Пушкину была обеспечена нормальная жизнь даже в том случае, если бы он не занимался ничем ни в канцелярии, ни в литературе. Но этого ему было мало. Он перессорил чиновников Воронцова, за глаза оскорблял хозяина и его гостей. Он демонстрировал свое презрение к отдельным людям, с которыми был в одном кругу и которые не сделали ему ничего дурного. Вдобавок в Одессе Пушкин попал под влияние Александра Раевского, адъютанта Воронцова. Эгоист, циник, умный и хитрый демон, Раевский еще более распалял Пушкина из своих, корыстных соображений.
Похоже, именно характер и поведение поэта вывели Воронцова из себя: "Здесь слишком много народа и особенно людей, которые льстят его самолюбию, поощряя его гнусностями, причиняющими ему много зла. Летом будет еще многолюднее, и Пушкин, вместо того, чтобы учиться и работать, еще более собьется с пути". Речь, как видим, идет не столько о дурном влиянии Пушкина и одесского общества друг на друга, сколько об их несовместимости. Пушкин и сам чувствовал это. Впрочем, с одним человеком в Одессе совместимость Пушкина, наоборот, увеличивалась. Это была супруга графа Воронцова Елизавета Ксаверьевна.
Пятью годами раньше, в Париже, Элиса Браницкая, богатая наследница, вышла замуж за командующего русским экспедиционным корпусом во Франции генерала Воронцова. Это очаровательное существо было старше Пушкина на семь лет, но, по мнению современников, она была молода душою и хороша наружностью. Неудивительно, что другие пушкинские увлечения в значительной мере ослабевают, а Воронцова становится центром его временной вселенной. Она этим центром в Одессе действительно была. При посещениях пышного двора генерал-губернатора дамам полагалось целовать руку его жене - удивительное сочетание англоманства с азиатчиной.
О романе Пушкина с Воронцовой написано много. Только список основной литературы состоит из трех десятков источников. Много сказано и о том, что Александр Раевский, дальний ее родственник, также в нее влюбленный и столь же успешно добившийся взаимности, настраивал графа против Пушкина, будучи с обоими в прекрасных дружеских отношениях.
Основания для ревности у Воронцова были серьезные, если учесть, что вскоре Воронцова родила, и, судя по мнению нескольких биографов Пушкина, оба успешных любовника полагали ребенка своим. Поэтому считать ревность Воронцова основной причиной их ссоры принято давно. Так полагал и сам Пушкин, а позже Герцен и Огарев. Так, в сущности, считал и Вигель: "Он (Воронцов.- Ю.Д.) не унизился до ревности, но ему казалось обидным, что ссыльный канцелярский чиновник дерзает подымать глаза на ту, которая носит его имя".
Воронцов перестал доверять Пушкину. Официальные отношения между ними оставались, но личные прекратились. Пушкин был злопамятен и мстителен, обид не забывал, не прощал и всеми своими поступками только ухудшал ситуацию.
Еще одна гипотеза, также достаточно известная в пушкинистике, утверждает, что Пушкин, хотя и был увлечен Воронцовой, в альянсе ее с Александром Раевским играл роль прикрытия. Поэт не замечал зигзагов двойной игры, в которой он был пешкой. Но позже наступило прозрение.
Отдельные авторы утверждали, что Михаил Воронцов расправлялся с поклонниками своей жены путем политических доносов. Он донес и на Пушкина, а потом отправил в ссылку, в Полтаву, Александра Раевского.
Воронцов был правительственным функционером, на своем посту автоматически выполнял все административные распоряжения, поступающие сверху, и, плюс к тому, был озабочен поддержанием порядка во вверенной ему губернии. За Пушкиным наблюдали больше, чем за другими, и Воронцов это знал.
При тогдашнем всеобщем ожидании политических перемен во всех углах Европы в одесских салонах разговоры тоже были относительно свободными, и Воронцов не был ретроградом. Крамольные высказывания и даже политические сочинения Пушкина его мало волновали. Позже выяснилось, что английский купец Томсон снабжал декабристов в Одессе либеральными газетами и брошюрами. Пушкин знал Томсона, и не может быть, чтобы "контрабандная" литература не поступала также и к нему. Но такую литературу Пушкин мог просто брать в библиотеке Воронцова: никто его в чтении не ограничивал.
Официальная пушкинистика утверждает, что власти считали Пушкина причастным к делам декабристов и именно за это начали его преследовать в Одессе. Советские исследователи отмечали, что "речь должна идти об идейных вещах", что в Пушкине видели "активного участника" политического движения, что он был "политически опасен". То же можно сказать и о рискованных прогнозах такого типа: если бы Пушкин остался в Одессе, он бы пошел на эшафот с лидерами декабристов. Такие утверждения не кажутся убедительными. Полагать, что Воронцов боялся политического влияния Пушкина на одесситов, несколько наивно.
Скорей всего, в соображениях Воронцова имели какое-то место все компоненты:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71