Его слова звучали приглушенно, так как он уткнулся лицом в ее грудь. Расслабившись, Дария дала волю своему возбуждению. Чувствуя ее внутренние спазмы, Рорк приостановился, чтобы подольше насладиться этим моментом. Когда конвульсии начали утихать, он, подложив пониже спины свою широкую руку, приподнял Дарию с коврика и прижался ртом к мягкой, набухшей плоти, смакуя ее, словно мякоть зрелого, сочного персика.
Дария в беспамятстве вскрикнула и рефлекторно отдернулась, но Рорк не позволил ей передохнуть. Он ласкал ее губами, пальцами и языком, заставляя изнемогать от нестерпимых мук наслаждения. Утробные стоны рвались у нее из горла, вторя вновь и вновь повторяющимся вспышкам блаженства, буквально разрывающим тело.
Ветер стучал в окна, завывая вокруг хижины, как сонмище злых духов. Дождь продолжал барабанить по крыше, а грозные раскаты грома сливались с гулким биением сердца, и Дарии казалось, что буря бушует не за стенами дома, а внутри нее.
– Рорк… – Она задыхалась, крепко прижатая к его груди. – Я больше не могу…
– Нет, можешь. – Он обхватил зубами ее затвердевший сосок, увлажняя его языком, в то время как рука ласкала плоть, доказывая ей, что она ошибается. Его собственное тело было на грани взрыва, но он не собирался останавливаться до тех пор, пока не выжмет из Дарии всю страсть до последней капли.
Дария никогда даже вообразить не могла, что существует такая страсть, даже не догадывалась, что способна к такой раскрепощенности. Она протяжно закричала – не в экстазе, а в муке, потому что он выпустил ее и встал, внезапно лишив любовных ласк ее жаждущее тело.
Ей хотелось умолять его… но как? О чем? Она была в его полной власти, слишком беспомощная, чтобы протестовать, готовая подчиниться ему во всем.
Дария смотрела, как он наконец стащил с себя мокрую одежду, затем снова улегся рядом, притянул ее к себе и овладел ею, властно, как никогда прежде ни один мужчина, заявляя на нее свои права.
Кульминационный момент наслаждения настал неожиданно. Ее прерывистый крик отразился от стен, а она крепко прижалась к Рорку, опасаясь, как бы захвативший ее смерч не унес ее куда-то на край света.
Воодушевленный ее свободной, естественной реакцией, Рорк продолжал, не расслабляясь, выполнять свой долг пылкого любовника. Ловко переместив ее так, чтобы они лежали на боку лицом друг к другу, и закинув на себя ее бедро, он старался как можно полнее удовлетворить ее страсть, пока они не достигли вместе умопомрачительного экстаза, похожего на взрыв.
Оба не могли ни говорить, ни двигаться. Лежали на полу, тяжело дыша, с переплетенными руками и ногами, потеряв всякое представление о времени.
Первым наконец нарушил тишину Рорк:
– Мне очень жаль. Я не должен был этого делать.
– Чего именно?
– Заниматься с тобой любовью на полу, как какой-нибудь дикарь.
– О, кажется, мне это понравилось. – Она улыбнулась ему. В красноватых отблесках пылавшего в печи огня он увидел в ее зрачках два крошечных зеркальных отражения самого себя. – Я чувствую себя совершенно изнасилованной.
Он убрал влажные пряди с ее покрытого лихорадочным румянцем лица.
– Знаешь, можно быть изнасилованной и в кровати.
Дария была не слишком уверена, что в ближайшее время сможет добраться до кровати. Кроме того, наверняка она исчерпала месячную норму оргазмов.
– Не хочешь же ты сказать, что… – Ее голос задрожал и сорвался, когда она опять почувствовала его внутри себя. – Рорк, может, ты железный мужчина, но я больше не могу…
Его темноволосая голова наклонилась над ней, и он заглушил ее протест глубоким крепким поцелуем, который угрожал отнять у нее даже тот небольшой запас воздуха, который еще оставался в легких.
– Хочешь пари?
Он поднял ее с коврика и на руках отнес в спальню, где уложил на мягкий матрац, набитый высушенным испанским мохом, и опять начал целовать ее, почти бесчувственную.
Буря ушла и над заливом поднялась полная белая луна, а Рорк все доказывал Дарии, насколько она недооценивает собственные способности…
Когда он проснулся, спальня тонула в тусклом серебристом предутреннем свете. Боль, заглушённая сексуальным голодом и самозабвенными занятиями любовью, теперь пульсировала в каждом мускуле. А такой мучительной головной боли у него не было с той ночи в Афинах, когда они с репортером информационного агентства ЮПИ затеяли дурацкое соревнование на спор, кто больше выпьет.
Кроме того, его преследовала навязчивая мысль о том, что он все-таки совершил самую большую ошибку в жизни. А после московского фиаско это вдвойне прискорбно.
Он смотрел на Дарию, которая мирно спала в его объятиях. Ее высохшие волосы нежно, как шелковые ленты, щекотали его грудь, густые черные ресницы отбрасывали длинные тени на щеки, а под плотно сомкнутыми веками таилась синева. Багрово-красные пятна на щеках и на груди были бесспорным свидетельством того, как именно она провела эту бессонную ночь.
Дария выглядела невинной, как новорожденный олененок. Именно такой она и была. За эту длинную, наполненную любовью и страстью ночь она открылась перед Рорком полностью, не утаив ничего. Она ни в чем не походила на Наташу, которая пользовалась сексом как средством сначала для заманивания мужчин, а затем для их подчинения.
В отличие от Наташи Дария охотно отдала все бразды правления Рорку. Казалось, не было ничего, о чем он не мог бы попросить ее, ничего, что бы она охотно для него не сделала; не существовало таких секретов, которых бы она ему не раскрыла по его просьбе. Она была на редкость прямодушной личностью.
Именно поэтому вызывал недоумение сделанный ею выбор профессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59