Мне ничего не снилось, будто и не было никаких смертей прошлой ночью.
Но Чарлстон получил еще не все свои трупы. Пока тараканы разбегались по обочинам дорог, чтобы спрятаться от света наступающего дня, и последние ночные совы готовились ко сну, человек по имени Сесил Эксли шел по направлению к небольшой пекарне и кофейне на Ист-Бэй, владельцем которых он являлся. Ему надо было сделать кое-какую работу — испечь свежий хлеб и круассаны к завтраку, и, хотя короткая стрелка часов еще не добралась до шести, Сесил уже опаздывал.
На углу Франклин и Мэгэзин он слегка замедлил шаг. Громада старой чарлстонской тюрьмы возвышалась перед ним — свидетельство горя и безнадежности. Низкая белая стена окружала двор, заросший высокой зеленой травой, в центре которого стояла сама тюрьма. Красные кирпичи дорожек местами были выломаны и украдены, вероятно, теми, кто считал, что их насущные потребности гораздо важнее реликвий истории. Два одинаковых четырехэтажных здания с плоскими крышами, украшенными зубцами и сорняками, стояли по обеим сторонам от запертых ворот. Прутья ворот и решетки на окнах стали красно-оранжевыми от ржавчины. Бетон раскололся, и его куски вокруг рам выпали, обнажая кирпичную кладку. Старое здание постепенно разрушалось.
Рабы голландской колонии Весей и их союзники в неудавшемся восстании в 1822 года были прикованы цепью в сарае для порки негров на заднем дворе тюрьмы, перед тем как их казнили. Большинство из них шли на эшафот, заявляя о своей невиновности, а один из них, Бахус Хаммет, даже смеялся, когда ему на шею набрасывали петлю. Многие прошли через эти ворота прежде и после них. Сесил Эксли верил, что во всем Чарлстоне больше не найдется такого места, где прошлое и настоящее так тесно соприкасаются, где можно тихо стоять ранним утром и чувствовать, как содрогается земля от жестокости и кровавых казней прошлого. У Сесила была привычка время от времени останавливаться у ворот старой тюрьмы и мысленно читать короткую молитву за всех, кто томился здесь во времена, когда человек с цветом кожи, как у него, не мог сойти с корабля в Чарлстоне вместе с другими моряками, чтобы его немедленно не препроводили в камеру на все время стоянки.
Справа от Сесила стояла старая тюремная карета, прозванная Черной Люси. Прошло много лет, с тех пор как Люси в последний раз раскрыла свои объятия, чтобы принять новых пассажиров, но, когда Сесил присмотрелся, он заметил силуэт человека, стоящего у решетки заднего окна кареты. На секунду сердце Эксли перестало биться, он протянул руку к воротам, пытаясь опереться, чтобы не упасть. За последние пять лет у него уже были два инфаркта, и он не хотел покинуть этот мир из-за третьего. Но вместо того, чтобы поддержать его, ворота со скрежетом раскрылись внутрь тюремного двора.
— Эй, — окликнул Сэсил незнакомца и кашлянул. Его голос звучал так, будто сейчас сорвется. — Эй, — повторил он. — Вы там как, в порядке?
Фигура не шелохнулась. Эксли шагнул на территорию тюрьмы и с опаской начал приближаться к Черной Люси. Рассветное солнце осветило город, заливая первыми лучами стены тюрьмы, но фигура возле кареты все еще оставалась в тени.
— Эй, — еще раз позвал Сесил, но его голос тут же сорвался, и звук превратился в нечленораздельное мычание от того, что он увидел.
Атис Джонс был привязан к прутьям кареты. Его тело было избито, лицо окровавлено и почти неузнаваемо. Кровь потемнела и запеклась на груди. Кровью были пропитаны и белые шорты — единственная одежда, оставленная на нем. Голова свесилась на грудь, колени стягивала веревка, ноги скрещены. Не хватало только креста в виде буквы Т, но он и так походил на фигуру распятого Христа.
Старая тюрьма получила еще одно привидение.
Глава 20
Новость мне принес Адамс. Его глаза еще больше, чем раньше, налились кровью от недосыпа, когда он встретился со мной в холле «Чарлстон Плейс». Лицо детектива покрывала серо-черная щетина, которая уже причиняла ему неудобство и чесалась. Он постоянно расчесывал ее со звуком шипящего на сковороде бекона. От Адамса пахло сладким разлившимся кофе, травой, ржавчиной и кровью. Травинки прилипли к его брюкам и ботинкам. Вокруг его запястий сохранились следы, оставленные резиновыми перчатками, которые он надевал на месте происшествия, когда с трудом тащил что-то массивное.
— Мне жаль, — сказал он. — Я не могу сказать вам ничего хорошего о том, что произошло с этим парнем. Его смерть была ужасной.
Я почувствовал, как смерть Атиса тяжким грузом ложится на мои плечи, как будто мы вместе падаем, и его тело обрушивается на меня сверху. Мне не удалось защитить его. Нам всем не удалось защитить его, а теперь он умер в наказание за преступление, которого не совершал.
— Вы знаете время смерти? — спросил я Адамса, пока он намазывал кусочек тоста толстым слоем масла.
— Коронер предполагает, что к тому времени, как его нашли, он был мертв уже в течение двух или трех часов. Непохоже, что его убили на территории тюрьмы. В карете было не так много крови, а на стенах и земле у тюрьмы ее не было вообще, даже следов. Его убивали медленно и постепенно: начали с пальцев рук и ног, потом перешли к жизненно важным органам. Они кастрировали его перед смертью, но, вероятно, незадолго до нее. Никто ничего не видел. Я думаю, они поймали его раньше, чем он успел уйти достаточно далеко от дома, затем отвезли его в какое-то укромное место, где и обработали.
Я подумал о Лэндроне Мобли, о жестокости, с которой было истерзано его тело, и чуть было не проговорился. Но дать Адамсу больше, чем у него уже есть, означало дать ему все, а я не был готов сделать это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122