– Знаешь, майа, я как-то и не думал, что это что-либо иное. Как ты смеешь носить его – здесь?
– У меня есть на это ряд оснований, суть которых я изложил Его Величеству Манвэ.
Тулкас с удивлением воззрился на нахальную парочку: кто знает, какие цели преследует Король, позволяя или запрещая те или иные вещи… Да откуда они взялись, эти майар, в конце концов? Астальдо еще ни разу не видел их в Валиноре. Может, этот тип с холодными наглыми глазами и не думал ничего объяснять Манвэ, а просто занимается бессовестным эпатажем населения светлого Валмара?
– А ну сними сейчас же!
– Сниму, когда придет срок, – ответил Аллор, не меняя позы и выражения лица.
Эльдин, наивно наматывая локон на палец, глядела ясными глазами на рассерженного Воителя.
– Какой еще срок – ты сделаешь это сейчас!
– Сожалею, но срок лишь Эру ведом. Поскольку же сейчас мы направляемся в гости к Ирмо Лориэну по его приглашению, а он относительно сего плаща не высказал никаких особых пожеланий, то считаю возможным в нем оставаться. Будучи когда-либо приглашен вами, уважаемый Тулкас, я учту вашу неприязнь к этому цвету и не буду портить вам настроение в ваших чертогах. А сейчас мы вынуждены вас покинуть – право, неудобно майар, приглашенным Валой, опаздывать к назначенному сроку. Удачного дня, Астальдо, намариэ.
Не дожидаясь, пока Тулкас осмыслит все сказанное, Аллор взял Эльдин под руку, и они двинулись в сторону Садов. Астальдо так поразила подобная наглость, что преследовать их он не стал – разобраться что к чему и расправиться с дерзкими он всегда успеет.

* * *

А Сады Лориэна все равно оказались такими, как ожидалось, и все же – другими. Неуловимыми, непостижимыми. Действительно, «не от мира сего». Странное царство смутных теней и грез, куда не доставал свет Валинора – порой излишне, слепяще яркий.
Перешагнув зыбкую границу, Аллор и Эльдин погрузились в неясное, мягкое, словно сумеречное сияние.
Ирмо встретил их в саду: переливающаяся не то светом, не то цветом, кажущаяся зыбкой фигура – волосы сливались с просторной одеждой, струясь по плечам, оттеняя тонкое лицо и лучащиеся неопределенным, ускользающим блеском глаза.
– Присаживайтесь. – Лориэн мягким жестом указал на бархатистую, отливающую зеленью и серебром траву. Трава чуть пружинила, была теплой и ласковой. Мелодично лилась чуть слышная музыка, проникая в сознание и убаюкивая его. Гости включились в этот поток.
Ирмо ничего не мог прочесть в общем плавном течении, размывающем границу грез и реального. Мерцающая завеса смутных образов, отголоски голосов и песен, призрачные картины – отсутствие грани между мыслью и чувством, памятью и фантазией. Что-то знакомое. Близкое. Ему самому. Осознал: эти майар ближе к нему, чем к кому бы то ни было в Валиноре. Вспомнил то, что рассказывал Намо. Тут же всплыл и разговор с Манвэ: «Они… и прячут, и не скрывают мысли – но не вычленить ничего определенного. Это – твое, Ирмо…» Да, его.
Потомок Мелиан. А девушка рядом с ним – в какой-то степени его, Аллора, творение. Ничего себе творение… Ладно. Что же делать с ними? Ирмо порядком устал возиться с чужими душевными муками и с воспоминаниями, их породившими. На память в Валиноре никто не жаловался – точнее, жаловались, что слишком хорошая. Все, что ему осталось, – смягчать, гасить, развлекать, наконец. Утешать, увлекая хоть ненадолго в иной, ласковый, цветной по-особому мир, чей зыбкий шлейф тянулся за отдохнувшим в реальность еще какое-то время, давая силы быть. До следующего визита, ибо долго не выдержать без забвения и грез однажды вкусившему их. «В его Садах находят отдых Валар, устав от бремени Арды…» Да, разумеется, – издерганные внутренним разладом, усталые от напряженности обороны и пустоты бездействия; погрезить, помечтать о том, чего быть не может, что не по силам. Увидеть недопетое, несотворен-ное – по тем ли, иным причинам. Смешать явь и сон, заглушить царапающуюся тоскливо невостребованность, недосказанность…
Все эти размышления пронеслись в голове Ирмо мгновенно. Он взглянул на гостей – те удобно расположились на траве, постаравшись не смять цветы, и внимательно смотрели на Мастера Сновидений. Может, под впечатлением от собственных размышлений в их глазах ему почудилось некое даже сочувствие. Откуда? Сам уже грезит? Ирмо стало немного не по себе: они – видят? Понимают? Боль чужой ноши, раскаленные шлаки изъятых, как злокачественные опухоли, больных мыслей; безнадежность – ничего не изменить, так хоть заглушить сосущую тоску. «И будет время, когда Стихии позавидуют жребию пришедших следом…» – уже завидуют. Он, Лориэн, с трудом удерживается в своей роли утешителя. Мастер Грез. Ему самому уже необходима все большая доза дурмана – все чаще. Осадок остается от каждого на время исцеленного. Непосильным становится этот груз. Хорошо хоть, у него есть те, кто понимает, кто поможет – хоть взглядом, говорящим: «Я знаю…» Эстэ, дремлющая дни напролет у своего зачарованного озера, сонная от бездействия, – чьи раны врачевать в Блаженной земле Аман? Разве эльфийское дитя коленку расшибет… Ну и супруга приласкать, успокоить, положить на гудящую голову прохладные пальцы… Мелиан… вернувшаяся к нему через несколько тысячелетий, с пустыми, бесслезными глазами, словно постаревшая, хотя облик и был неизменно прекрасен, – лишенная желаний: и по ней полной мерой проехался рок Нолдор. Сказала устало: «Нет Дориата… Элу нет… Лютиэнь… девочка моя… – и судорожно ухватилась за дерево. Когда обернулась, синие глаза были сухи. – Ничего больше нет. И меня – тоже…» Она понимает. Когда не в забытьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187