– Я не могу избавиться от мысли... что следующая очередь – моя, – сказала Электра.
М. глядела на лицо на экране, и вся горькая история этой девушки была написана в ее молящих глазах. М. отвернулась от экрана и сказала Тэннеру:
– Доставьте меня туда.
– Мэм, я не думаю... – попытался возразить Тэннер.
– Делайте, что я сказала! – Она вновь повернулась к Электре: – Я приеду, как только смогу. Не покидай своей виллы.
Электра кивнула, сдерживая слезы радости:
– Спасибо вам! И связь прервалась.
– Куда, к черту, девался агент Ноль-ноль-семь? – спросила М.
– Я попытаюсь его найти, – ответил Робинсон, кидаясь к пульту.
– М... – начал было Тэннер, но она его оборвала:
– Я знаю, что вы хотите сказать, начальник штаба, и не хочу этого слышать. Я возьму с собой своего телохранителя и Робинсона. Мисс Манипенни, прошу вас организовать все для немедленного моего отбытия. Я хотела бы быть в Баку еще до завтра. Тэннер, вы остаетесь вместо меня. Попытайтесь отследить этот транспортный самолет. И если найдете агента Ноль-иоль-семь, передайте ему, что с ним я поговорю лично.
Темные, черные и серые штормовые облака собирались над неспокойным Каспием. Ветер выл и грохотал в стропилах виллы Кинга, внося беспокойство и в без того зловещую обстановку.
Электра сидела одна в кабинете отца. Она работала в круге света от одинокой настольной лампы, а в комнате темнело и темнело – приближалась буря. Электра подняла усталые глаза от цифр рапорта геологоразведчиков из Турции. На стене рядом с письменным столом висел портрет ее отца. Электра прислушалась к визгу бури снаружи и поежилась. Ветер распахнул окно и сдул со стола бумаги, раскидав их по полу. Электра встала, подошла к окну, закрыла его и заперла. И постояла еще немного, глядя на темное небо и бурное море.
Сама не понимая почему, Электра подумала о матери. Такое с ней иногда случалось, особенно в этих местах. То и дело вдруг мелькали вспышками воспоминания, чуть слышалась колыбельная, которую мать пела ей в далеком детстве.
Грустный навязчивый мотив напомнил ей холодное, враждебное прошлое. Человек более суеверный решил бы, что песню поет призрак, но Электра была далека от суеверий.
Но иногда Электра могла бы поклясться, что слышит всхлипывания умирающей матери...
Ее воспоминания прервал громкий стук в библиотеке рядом. Она прислушалась, но звук не повторился.
– Габор? – позвала она.
После минутного колебания она подошла к двери кабинета и распахнула ее. Дверь заскрипела на петлях. Электра вышла в просторную библиотеку, но там было темно, как в угольном погребе, и тихо, как в могиле. Только из ведущих на балкон трех стеклянных дверей падал бледный свет. Электра сделала несколько шагов к лампе, но дверь за ней вдруг захлопнулась. Она обернулась и увидела Габора с вытаращенными глазами. Он упал на пол, как тряпичная кукла, и на его месте появилась темная фигура.
– Кто там? – еще раз спросила Электра. Человек шагнул вперед, и тусклый свет упал на его лицо. Это был Джеймс Бонд.
– Джеймс! – вскрикнула она. И явно не могла скрыть потрясения и неуверенности.
– Тебя это удивляет? – спросил он. Она подошла к Габору, который заворочался и застонал от боли в затылке.
– Что такое, Джеймс? Ты с ума сошел?
– Чуть-чуть, – ответил Бонд. – А разве это важно? В конце концов «нет смысла жить, если не чувствуешь, что живешь». Так, Электра? Таков твой девиз?
– О чем ты говоришь, черт побери?
– Или его ты тоже взяла у старого друга Ренара?
Электра не поняла, не послышалось ли ей.
– Что?
– Мы с ним поболтали. Он все знал про нас, знал, что у меня плечо разбито, знал, где именно...
Электра встала и задрожала:
– Ты хочешь сказать... что это Ренар пытается меня убить? Он жив?
– Можешь перестать притворяться, Электра, все кончено.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь!
– А по-моему, понимаешь. – Он подошел к ней, и голос его зазвучал зловеще. – У нас в МИ-6 это называется «Стокгольмский синдром». Часто встречается при похищениях. Молодая, впечатлительная жертва; Домашняя девочка без сексуального опыта. Сильный похититель, искусный в пытках, в манипуляции людьми. И у жертвы в мозгу что-то щелкает. Возникает любовь похищенной к похитителю.
При слове «любовь» Электра взорвалась и дала Бонду пощечину.
– Да как ты смеешь! – выдохнула она. – Как ты смеешь! К этому животному? Монстру? Он мне противен! И ты мне противен! Значит, он знал, где у тебя больное место? Да ты же на похоронах держал руку на перевязи! Чтобы это увидеть, не надо было с тобой спать.
– Он говорит одними словами с тобой.
– И что еще ты узнал, пока бросил меня здесь одну?
– Твой друг Давыдов был с ним заодно.
– Он убит, и ты это знаешь. Наверное, ты его и убил. – Она затрясла головой. – Неужели ты думал в самом деле, что я стала бы... с Ренаром?
Бонд не стал мешать ей сбрасывать злость.
– Ты знал, – сказала она. – Ты все это время знал, что он поблизости, что он за мной охотится, и ты мне лгал. Погоди-ка... да, теперь я поняла. Все как и раньше. Ты меня использовал. Ты и МИ-6 использовали меня как приманку – наверное, точнее было бы сказать – как живца. Как и тогда, когда меня похитили. МИ-6 послала своего солдатика меня защитить, а на самом деле вы надеялись, что Ренар подойдет поближе, и ты его схватишь. Ты даже лег со мной в постель – это чтобы убить время, пока ты ждал его удара?
На это у Бонда не было ответа. Он не мог этого отрицать.
Он стиснул зубы. А что, если он ошибся? Слишком он стал подозрительным за долгую дорогу в машине Кристмас из Казахстана в Баку. И всю дорогу его беспокоило что-то, произошедшее в его встрече с Ренаром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56