— И все же заповеди учат нас, что за грехи отцов расплачиваются сыновья. Вы, католики, наверное, не слишком много внимания уделяете божественной премудрости, но, насколько мне известно, у нас в Берне нет ни одного закона, который бы не был основан на Писании!
— Софисты все сумеют оправдать. Преступления и ошибки отца, конечно, оставляют материальный — или моральный — отпечаток на сыне, добрейший Мельхиор, но загвоздка не в этом! Не кощунствуем ли мы и не богохульствуем, утверждая, что Бог недостаточно карает сыновей за грехи отцов, чтобы мы, люди, своими бессердечными законами наказывали их вторично? В чем состояла вина предков Сигизмунда, помимо бедности, которая и побудила их взяться за эту ужасную службу? Ничто в облике и деяниях Сигизмунда не говорит о несправедливости Господа, но, напротив, — все в его судьбе вопиет против человеческой несправедливости.
— Неужто ты, Гаэтано Гримальди, ближайший друг многих древних и славных семейств, ты, кем гордится Генуя, советуешь мне отдать единственную дочь, наследницу всех моих земель и титула, сыну публичного палача и наследнику его омерзительной должности!
— Ты наседаешь на меня, Мельхиор; вопрос слишком труден и требует времени для размышления. Ах! Почему Бальтазар так богат потомством, тогда как я тут предстаю совершенным нищим! Но не будем торопиться с решением; дело надо рассмотреть со всех сторон и обсудить его по-человечески, но и не забывая об аристократическом достоинстве. Дочка, ты только что узнала от своего отца, что я противник твоей знатности и богатства, тогда как я, осуждая самый принцип, не противлюсь его результатам; однако никогда прежде мне не доводилось судить о столь сложных обстоятельствах, где предрассудки так открыто сталкивались бы с понятием о справедливости. Оставь нас наедине: мы должны обсудить вопрос спокойно, ибо он труднее, чем я полагал первоначально; к тому же твое милое, бледное личико столь красноречиво взывает о милости к славному юноше, что я не могу не проникнуться сочувствием!
Адельгейда поднялась и подставила свое белое как мрамор чело для поцелуя обоим старикам, ибо старинная дружба и теплая привязанность генуэзца наконец завоевали ее доверие; и затем ушла, не сказав ни слова. Но опустим же занавес над беседующими наедине стариками и перейдем к следующим сценам нашего повествования. Заметим только, что день прошел довольно спокойно, без событий, о которых следовало бы упомянуть; все в замке, помимо путешественников, были заняты подготовкой к празднествам. Синьор Гримальди искал случая, чтобы увидеться и обстоятельно переговорить с Сигизмундом, который, в свою очередь, тщательно избегал показываться на глаза той, что властвовала над его сердцем; и ему и Адельгейде требовалось время, чтобы вернуть утраченное самообладание.
ГЛАВА XIII
Не тронь его, молю! — ведь он безумен.
«Комедия ошибок»
Те издавна существующие празднества, которые в Швейцарии связываются с именем Аббатства виноградарей, возникли, вероятно, в подражание чествованию Вакхаnote 89.
Первоначально они отличались деревенской простотой и безыскусностью и были далеки от затейливых, пышных, аллегорических церемоний, каковыми стали впоследствии; строгость монастырского устава препятствовала обращаться к образам языческой мифологии, это произошло значительно позднее; обычай этот основали религиозные братства, владеющие обширными виноградниками в округе. Пока празднества были не слишком пышны, их затевали ежегодно; но как только они стали требовать более существенных затрат и более тщательных приготовлений, ежегодный порядок был нарушен; Аббатство стало устраивать их раз в три года, а затем — раз в шесть лет. И чем более возрастало время, необходимое для сбора средств, тем пышнее проводились празднества, пока наконец не превратились в последовательность пышных торжеств, куда толпами стекались праздные, любопытные наблюдатели — и из Швейцарии, и из соседних земель. Городу Веве благоприятствовали обстоятельства, и, как это часто бывает, он не преминул извлечь из них пользу; и потому, с течением лет, ближе к эпохе Великой Французской революции, празднества эти стали устраивать неизменно. За теми, о которых идет речь, уже стоял прочно укоренившийся обычай; подготовка их велась долго и тщательно, и зрителей собралось гораздо больше, чем обычно.
Рано утром в Веве, на второй день после прибытия наших путешественников в соседний замок Блоне, отряд воинов с алебардами, наподобие стражей, что встречались тогда почти при всех королевских дворах Европы, промаршировал на обширную городскую площадь и, заняв почти всю ее середину, выставил посты, воспрепятствовавшие обычному движению повозок и пешеходов. Это была мера, предваряющая начало празднеств, ибо площадь была местом, избранным для большинства церемоний. Появление стражников возбудило всеобщее любопытство, и ко времени, когда солнце высоко поднялось над холмами Фрибура, тысячи зрителей скопились на площади и прилегающих к ней улицах; с противолежащего берега
Савойи каждую минуту прибывали лодки, в которых сидели крестьяне со своими семьями.
Близ верхнего края площади были возведены просторные подмостки для размещения тех, кто обладал высоким титулом либо мог добиться почестей при помощи испытанного средства; менее скромные сооружения, в виде параллелограмма, окаймляли три стороны площади, ожидая менее избалованных фортуной зрителей, и помимо них — актеров предстоящего действа. У края возле воды никаких построек не было, но там высился лес латинских рей, и палубы в совокупности образовывали собой площадку более обширную, чем возведенные на суше зрительские места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149