Власть сама взяла на себя заботу о дворянстве и постаралась сделать все возможное, чтобы, освобождая крестьянство, не обидеть привилегированное сословие. Как только в недрах общества поднялась либеральная волна, власть совершила ошибку, считая, что дворянство «пришло в движение» в силу сословных побуждений. Но дело обстояло гораздо сложнее: «В мыслях о реформе общего законодательства, об основаниях новой администрации и суда на новых началах, о свободе слова – дворянство только является представителем всех сословий».
Не поняв этого, правительство загнало в заколдованный круг и власти, и все общественное движение страны, обвиняя в трудностях кого угодно, только не себя. «Таким образом, – писал Чернышевский, – вы сваливаете вину своим неудачам на нас, некоторые из нас винят в своих неудачах вас. Как хорошо бы оно было, если б эти некоторые из нас, или вы, были бы правы в таком объяснении своих неуспехов!.. Но грустно то, что никакие наши действия против вас или ваши против нас не могут привести ни к чему полезному... Народ не думает, чтобы из чьих-нибудь забот об нем выходило что-нибудь действительно полезное для него». Но и это еще не все. По словам Чернышевского, народные массы вскоре захотят сами взяться за «ведение своих дел». Что же, вроде бы такая перспектива должна радовать главу российских революционеров. Какое там! «Мы думаем, что народ невежественен, исполнен грубых предрассудков и слепой ненависти ко всем, отказавшимся от его диких привычек... Потому мы также против ожидаемой попытки народа сложить с себя всякую опеку и самому приняться за устройство своих дел... и мы готовы для отвращения ужасающей нас развязки забыть все – и нашу любовь к свободе, и нашу любовь к народу».
Так неожиданно (а может быть, следует сказать: закономерно) революционеры, вернее, политически трезвая их часть, сближаются с правительством в желании сделать для народа благо, оставляя сам народ в стороне от преобразований. Мало что изменило в сложившейся ситуации и образовавшееся в конце 1861 года тайное общество «Земля и воля». О его задачах будущий экстремист, а пока еще сторонник Чернышевского, Н. И. Утин писал: «Оно будет пропагандировать идею земского собрания... соединяя в единое целое приверженцев этой идеи, оно, наконец, предъявит свои стремления правительству, и последнее, видя в них глас русского общества, вынуждено будет созвать земское собрание, тогда организация прекратит свое существование, так как цель ее не будет достигнута». Надежда на разум правительства, вера в благотворность давления на него общественного мнения – и ни слова о революции, социализме, общинном устройстве будущей России. Возможно, все это подразумевалось левыми деятелями, они не отказывались ни от общинного социализма, ни от революции. Просто не время было об этом говорить, а значит, и речь нужно было вести о другом. Согласитесь, что позиция, занятая радикалами начала 1860-х годов, видится, во всяком случае нам, вполне умеренной.
Вообще-то интересно отметить, что либералы и думающие радикалы чаще всего начинают не как борцы с существующим режимом, а как борцы сами с собой. Поэтому особенно страшно, когда режим поддерживает в людях то, с чем нормальный человек считает нужным бороться: умственную лень, безответственность, рабство, желание замкнуться в своем хозяйственном мирке и т. п. Как бы то ни было, голоса цивилизованных радикалов не были услышаны властями, их мнения не были учтены, и скоро происходит опасный перелом в отношениях правительства с социалистами.
Жаркой весной 1862 года в разных губерниях империи вспыхнули обширные пожары. В Петербурге, к примеру, сгорели три улицы на Большой Охте, населенные мастеровыми, Каретная часть, Лиговка, Солдатская слобода, Щукин и Апраксин дворы, насчитывающие две тысячи лавок, часть здания Министерства внутренних дел. Огонь угрожал также Пажескому корпусу, Публичной библиотеке, Гостиному Двору. Александр II лично руководил тушением пожаров в столице, командуя воинскими частями, всегда приходившими петербуржцам на помощь во время стихийных бедствий, и с огнем в конце концов удалось справиться. Но пожары, к несчастью, совпали по времени с появлением прокламации «Молодая Россия», написанной П. Г. Заичневским и П. Э. Аргиропуло. Прокламация была наивной и невнятной, но исполненной страшными угрозами (таковы отличительные черты всех экстремистских документов). Она делила страну на две партии: императорскую и народную – и обещала скорую революцию, сопровождающуюся реками крови и горами трупов. Ходили упорные слухи, что III отделение знало, кто является авторами злосчастной прокламации, но открывать их имена намеренно не стало, поскольку молодые энтузиасты-одиночки никому не были интересны. «Молодая Россия» оказалась представленной жандармами как документ, исходящий от опасной социалистической организации. В результате деятельность правоохранительных органов выглядела, как спасение отечества от угрозы социалистического террора и возможного переворота.
В ходе арестов, проведенных в разных губерниях, к сентябрю 1862 года более ста литераторов, ученых, студентов, офицеров оказались в тюрьмах, под домашним арестом, в ссылке или разыскивались властями. Были закрыты воскресные школы, приостановлено издание журналов «Современник» и «Русское слово». Самое же главное для нашего разговора заключалось в том, что после ареста Чернышевского, Серно-Соловьевича, Михайлова, Шелгунова и других революционный лагерь оказался без трезвого и дальновидного руководства. Роль первой скрипки в нем начали играть молодые экстремисты, не пошедшие дальше азов, изложенных в революционных брошюрах, и эпигонства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139