Да, да, и даже попыталась коснуться её!— Да, она любила её, всегда любила, — меланхолически подтвердил вдовец.И тут вдруг подала голос старуха Кацперская, мать Флорека и Мартинека.Со дня смерти мужа, то есть вот уже три с лишним года, она в доме жила тихо, незаметно. Не видно её было и не слышно. Хлопотала по мере сил по хозяйству, а в последнее время тоже ходила за больной невесткой, которую любила, как дочь родную.И вот теперь, войдя в парадную комнату, где сыновья поминали усопшую, она произнесла тихим, но суровым голосом:— Да о чем тут толковать? Ить эта самая игольница у неё сроду в особом почёте была. Вспомни, сынок, ты ещё жениться собирался и в письме невесту расхваливал, какая она хозяйственная да рукодельница, какую подушечку для иголок смастерила, то-то наши мужики тогда животики надорвали со смеху. Да у каждой бабы есть вещица, что ей особенно по сердцу, вот и у нашей страдалицы эта подушечка осталась. А может, она желала, чтобы ей в гроб положили, да вы не поняли, дак таперича все одно пропало. А уж она старалась объяснить, уж она так просила! Жаль, по-французскому бормотала, не обучена я, а то скорей бы вас догадалась. А что перед тем как навеки закрыть свои ясные глазоньки, все на подушечку эту глядела, так и я видела, ещё не совсем ослепла от старости. Ничего не скажу — красивая безделица. Да вы сами поглядите.Из обширных складок платья (в последние годы старая крестьянка стала их носить, чтобы походить на свою госпожу, пани Доминику) старуха извлекла и продемонстрировала сыновьям большую подушечку для иголок и булавок. Очень декоративную и очень неплохо сохранившуюся. Изготовлена она была из красного бархата, а по краям отделана мелкими ракушками, заблестевшими при свете лампы.В выпуклой середине подушечки торчали несколько иголок и одна декоративная шпилька с коралловой головкой.Довольная произведённым эффектом, матушка Кацперская уселась в кресло, расправила складки платья, ну точь-в-точь пани Доминика, и продолжала:— Услышала я, как вы тут головы ломаете, чать ещё не глухая. И из ума не выжила. Слабость завелась в серёдке, не в голове. Ну и принесла вам эту штуку. Носилась она с ней, ну как курица с яйцом, уж и не знаю почему, ну да говорю, у каждой бабы есть любимая вещь. Твоя воля, сынок, поступить с ней, как пожелаешь, но сдаётся мне, грех было бы выбросить, покойница уж очень её уважала.Мать отдала подушечку Мартину, с трудом встала с кресла и неспешно удалилась.У братьев полегчало на душе, спасибо матери, поняла последнюю волю покойницы. Тянуло на откровенный разговор, и они предались воспоминаниям.Начал старший.— Помнишь, как восемнадцать лет назад ты отправился в Кале за пани Юстиной? — задумчиво произнёс Флорек.— Ещё бы не помнить, особенно сегодня! — живо отозвался младший брат. — Ведь именно тогда я и увидел свою Антосю!Флорек помолчал, вроде бы раздумывая, стоит ли продолжать, потом с некоторыми колебаниями все-таки продолжил:— Столько лет прошло… Пани Клементина скончалась… Вот и не знаю… Тогда я не стал тебе говорить, потому как сам не очень был уверен, но кое о чем догадывался. Затерялась тогда их фамильная драгоценность. Алмаз это был. Старая история, запутанная, полиция разбиралась, как оно было со скоропостижной смертью виконта де Пусака, алмаз вроде бы в следствии никак не упоминался, но помощник ювелира, бывший жених твоей Антоси, везде там мелькал, а потом, сбежавши, к Антосе в Кале явился. Вот я и подумываю — а не знала ли покойница, светлая ей память, чего насчёт алмаза и перед смертью хотела сказать, душу облегчить?Мартин на слова брата отреагировал двусмысленно — одновременно кивнул и с сомнением головой покачал.— Знаешь, мне в голову тоже такие мысли закрались. Подушечка само собой, может, и правда хотела, чтобы память о ней осталась, но в словах её было что-то насчёт сокровища… Не то у неё оно где-то припрятано, не то она только что-то о нем знает. На алмаз я не подумал, ведь слышал, что тот придурок потерял его, ещё когда в море их трепало. Пани Клементина тогда допросила парня и пришла к выводу, что камень пропал. А ты напрасно боялся мне про алмаз сказать, я и без тебя наслышан. Старая-престарая история, индийско-английская. Приходилось слышать, а как же!— Вот и я говорю…— Погоди! — вскричал младший брат, о чем-то припомнив. — Этот бывший Антосин жених оставил, убегая, у неё свою вещь, малюсенький жёлтый саквояжик, я когда-то его видел. Ну, я без претензий, если жена хотела сохранить его на память о бывшеньком — ради Бога, мне не жалко. Антося спрятала его, чтобы мне на глаза не лез нахально…— И где же этот саквояж?— Не знаю. Раз в жизни всего-то и видел, и то давно, тогда ещё, как только поженились с Антосей.Флорек задумчиво произнёс:— Ну вот теперь и думай, действительно ли он потерял в море драгоценность или…Братья обменялись взглядом и оба глубоко призадумались. Факт остаётся фактом: перед смертью Антуанетта явно пыталась сказать им что-то важное, то, что её тревожило, может, даже удручало. Интересно, куда мог подеваться саквояжик помощника ювелира?Теперь Флорек пожал плечами.— Даже если мы решимся его разыскивать, ума не приложу где. Скорее всего, остался в замке Нуармон.Мартин внёс своё предложение:— Мне кажется, надо об этом сказать пани Юстине. На всякий случай. Торопиться особо нечего, в Нуармоне все спокойно, ничего не происходит, да и прошли уже целые века и не было там военной разрухи, а из замка наверняка ничего из вещей не выбрасывают, хранится, пылится… Так что, может, при случае…— При случае, — согласился и Флорек. — Ведь нет у нас никакой уверенности, ничего определённого не знаем, а сообщить надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160