Бонд прервал монолог:— Наши таможенники прекрасно справляются с вылавливанием такого рода контрабанды. Вряд ли в любом автомобиле есть место для тайника, о котором они не знали бы. Где же эти тайники?— В запасном колесе. В него как газ влезает пагтия нагкотиков на тватцать тысяч фунтов.— Неужели они так ни разу и не попались? Ни при въезде в Милан, ни при выезде?— Конечно, попатались. И много газ. Но эти гебятки вымупптованы как нато. Они знают, как себя вести, и они молчат. Если их сажают в тюгму, то за кажгый гот отсит-ки они получают тесять тысяч толлагов, а об их семьях как слетует заботятся. Если же все пгохотит ног-мально, то они телают хогошие теньги. Это — как коопегатив: кажтый получает свой кусок из общего котла, и только шефу положен еще и пгивагок.— Ну, хорошо. Так кто же он, этот человек? Синьор Кристатос поднес руку ко рту и тихо сказал сквозь пальцы:— Человека зовут Голубь, Энгико Коломбо. Это хозяин этого гестогана. Я потому и пгивел вас сюта, чтобы вы смогли на него взглянуть. Вон от ситит, толстяк, гятом с блонтинкой. Столик у кассы. Она из Вены. Зовут Лизль Баум. Догогая шлюха.— Значит, шлюха, — задумчиво произнес Бонд. Ему не было нужды смотреть на блондинку. Он обратил на нее внимание, как только вошел в ресторан. Наверное, ни один из мужчин-посетителей ресторана не мог не обратить на нее внимания. Она излучала как раз те самые веселье, шарм и очарование, которые, по идее, присущи всем жительницам Вены, но так редки на самом деле. Своим присутствием она как бы озаряла утолок ресторанного зала. У нее были невозможного оттенка пепельные волосы, вздернутый носик, широкий, улыбчивый рот, а шею обвивала черная шелковая ленточка. Джеймс Бонд знал, что взгляд ее не раз останавливался на нем в этот вечер. Ее кавалер произвел на Бонда впечатление богатого, жизнерадостного, старающегося брать от жизни все человека, любовницей которого она с удовольствием бы стала на некоторое время: она могла бы, при его щедрости, прекрасно пожить, а затем — расстаться без взаимных упреков и сожалений. В целом Бонд отнесся к нему даже с некоторой симпатией, так как вообще любил жизнерадостных, с широкой натурой людей. И уж если ему, Бонду, не судьба заполучить такую женщину, то пусть тогда она хотя бы попадет в хорошие руки. Так думалось Бонду, когда он впервые увидел эту парочку. А теперь что? Бонд искоса взглянул на них. Те чему-то весело смеялись. Мужчина погладил ее по щеке, поднялся и направился к двери с надписью “Служебный вход”. Войдя туда, он плотно закрыл за собой дверь. Значит, это и был тот самый человек, стоявший во главе цепочки, по которой наркотики переправлялись в Англию. Человек, голову которого М, оценил в сто тысяч фунтов. Человек, которого Бонд должен был убить по воле Кристатоса. Ну что ж, пора приниматься за дело. Бонд пристально, не отрываясь, стал смотреть на блондинку, а когда она наконец подняла голову и встретилась с ним взглядом, улыбнулся ей. Она отвела взгляд, но Бонд заметил, как она улыбнулась краешками губ, как будто чему-то своему. А когда она достала сигарету и, потянувшись, выпустила дым в потолок, повернувшись к Бонду боком, он понял, что вид еще более резко очертившихся форм предназначался только для него.Приближался вечерний час пик: в ближайшем кинотеатре вот-вот должен был закончиться сеанс. Метрдотель руководил уборкой незанятых столиков и установкой дополнительных. Зал наполнился шуршанием расстилаемых салфеток, звоном расставляемых бокалов и позвякиванием столовых приборов. Мельком Бонд заметил, как лишний стул перекочевал из-за его стола к соседнему, на шесть человек, потом — дальше, дальше, пока не скрылся в комнате с табличкой “Служебный вход”. Впрочем, какое значение имел для Бонда этот стул?..Когда стул оказался в его конторе, Энрико Коломбо сделал метрдотелю знак оставить его одного и, когда тот вышел, запер за ним дверь. Он подошел к стулу, снял сиденье и положил его перед собой на письменный стол. Расстегнув “молнию” на сиденье, он извлек оттуда магнитофон “Грюндиг”, остановил и перемотал кассету, включил воспроизведение и прибавил громкость. Устроившись в кресле за столом, он закурил сигарету и приступил к прослушиванию, время от времени приглушая или увеличивая звук. Некоторые места он прослушал несколько раз. Наконец, когда глуховатый голос Бонда произнес “Значит, шлюха?” и наступила длительная пауза, прерываемая лишь посторонними шумами ресторанного зала, Энрико Коломбо выключил магнитофон и замер, уставившись на него. Так он сидел целую минуту. Лицо его не выражало ничего, кроме сосредоточенности на своих мыслях. Затем он оторвал взгляд от магнитофона и негромко сказал вслух:— Сукин сын.Он опять посмотрел на стоявший перед ним “Грюндиг”, еще раз, но уже с чувством, произнес “сукин сын”, вышел из кабинета и вернулся за свой столик.Сев, Энрико Коломбо что-то быстро сказал блондинке. Та кивнула и перевела взгляд на Бонда, который вместе с Кристатосом как раз вставал из-за стола. Низким рассерженным голосом она сказала Коломбо:— Вы — отвратительный человек. Все меня предупреждали об этом и были правы. Вы что, считаете себя вправе делать мне свои гадкие предложения только потому, что я согласилась поужинать в этом вашем паршивом ресторанчике?!Она говорила все громче и громче. Резко схватив свою сумочку, она встала из-за стола и оказалась как раз на пути Бонда к выходу из зала.Лицо Энрико Коломбо потемнело от гнева. Теперь он тоже был на ногах.— Ты, продажная австрийская дрянь!— Не смей оскорблять мою страну, жаба итальянская!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63