И он почему-то не вернулся. Почему-то ходили слухи, что его убили при шмоне и допросе за его гордость и заносчивость.
Поэтому я не знаю, чем кончилась история. Почему-то мне тоже в ней грезится какое-то убийство или еще что-то в этом духе. Какая-то, в общем, кровь. Почему — непонятно...
Человек без ничего
Жил-был человек без ничего. Вы скажете: так не бывает, у каждого человека что-то есть; даже когда он только что родился, у него уже есть мама.
Но речь ведь не о том, что мы с вами считаем, а о том, что человек считает сам о себе!
Так вот, этот человек считал, что у него ничего нет.
Соберутся друзья, начинаются разговоры о том, о сем, и этот наш человек вдруг говорит: «А у меня ничего нет!»
Перестань, не гневи Бога! — возмущаются друзья. — У тебя есть то-то, то-то и то-то! Загибают пальцы, перечисляют, доказывают.
— А, бросьте! — машет в ответ человек. — Это все пустяки. Повторяю: ничего у меня нет!
И всем вдруг начинает казаться, что он прав. Всем начинает казаться, что все перечисленное в самом деле пустяки. И то, что у них есть, тоже пустяки, на самом деле у них тоже ничего нет!
Но однажды человек без ничего нарвался на одного писателя. Писатель был происхождением из провинции, легко догадаться, из какого города, и был очень умным. И он, услышав жалобы человека без ничего, что у него ничего нет, а потом восклицания друзей, что у него есть то-то и т-то, а потом его ответ, что это пустяки, закричал разъяренно:
— Кончай всем головы морочить! Ничего — это ничего! А пустяки — это пустяки! Прекрати всех злить и говорить, что у тебя нет ничего! Говори: у меня есть пустяки!
Тут друзья страшно обрадовались, что нашелся на зануду наконец дельный человек, который его урезонил. Но, как выяснилось, не урезонил. Потому что человек без ничего ответил:
— Вы, наверное, как все, думаете, что ничего — это то, чего нет? Ничего — это то, что есть. И вот его-то у меня и нет! Понятно?
Никто не понял, включая писателя. Но все догадались и смутились.
Человек без критериев
Жил-был человек без критериев. Он однажды проснулся и обнаружил, что все его критерии куда-то исчезли. Если бы он потерял память на вещи, как персонажи одной хорошей книги, тогда понятно. Эти персонажи сделали надписи. На столе: «стол». На стуле — «стул». На доме: «дом». И так далее. А на чем ставить надписи относительно того, что хорошо, а что плохо, что прекрасно, а что безобразно? А ведь без критериев хуже, чем без паспорта; даже из дома не выйдешь. Например, тебе мама с коляской с младенцем загораживает вход в лифт, а ты опаздываешь. Тебе, естественно, хочется маму оттолкнуть, а младенца вышвырнуть вместе с коляской. Но, имея критерии, ты этого не сделаешь. Критерии тебе подскажут, что положено или терпеливо подождать, не вмешиваясь, или помочь маме войти и вкатить коляску с младенцем.
Но наш-то человек это начисто забыл! Поэтому он заперся и, обложившись словарями и классическими книгами, долго писал в толстой тетради, что делать хорошо, а что делать плохо. Ориентировался на ключевые слова. Например: «Старуха. Помочь перейти дорогу. Уступить место. Не ударить по голове, когда она полчаса считает копейки у кассы перед тобой». Или про ту же маму с младенцем: «Мама с младенцем. Помочь войти. Вкатить коляску.»
Так он сидел и писал недели три. И наконец все написал.
И довольный вышел из дома. А было это восьмого апреля две тысячи третьего года; весна была, как вы помните, затяжной и холодной. Впрочем, как всегда. И на пруду, мимо которого шел человек, был еще лед, но подтаявший, рыхлый. А перед прудом, гуляя, стояла мама с коляской с младенцем. Стояла как бы в раздумье. Человек без критериев, улыбнувшись, полез в карман, достал тетрадь, быстро нашел ключевые слова и поступил соответственно: маме помог войти, а коляску вкатил. Мама и коляска с младенцем, естественно, стали тонуть. Человек без критериев хоть и был без критериев, но не без ума же! Он понял, что сделал что-то не то. И стал лихорадочно листать тетрадь, ища ключевые слова «пруд», «весна», «лед», «тонуть»... Но, поскольку был человек городской, то этих слов в тетради не оказалось. Так он и стоял, листая тетрадь, а мама с коляской с младенцем утонули.
Человек еще одного числа
Жил-был очень странный человек, которого я назвал бы человеком еще одного числа.
Всегда ему казалось, что не хватает. Даже в элементарных ситуациях. Берет он, например, на рынке, три кило картошки. Говорит: «Мне три кило картошки». Продавец взвешивает ему три кило картошки, и тут человек говорит: «Нет, четыре». К счастью, он на этом и останавливался, иначе легко понять, чем бы все это кончалось. Тоннами картошки, тысячами выпитых рюмок и миллионами неприятностей.
Или в духовной сфере. Приезжает он в другой город. Идет в музей. Смотрит картины. Обошел десять залов, его уже тошнит, он готов уйти. Но всегда мысленно говорит: «Нет, еще один». И с отвращением осматривает одиннадцатый зал.
Досадно, но, в отличие от предыдущих рассказов, этот не содержит ни драмы, ни парадокса, это всего лишь житейский пустячный анекдот о человеке еще одного числа. Без смысла и сверхзадачи.
Это рассказ обо мне.
Я написал восемь рассказов.
Но мне показалось, что нужен еще девятый.
Не потому, что цифра девять мне нравится больше, чем восемь. Хотя, в общем-то, больше, потому что нечетная. Нечетные цифры мне нравятся тем, что не делятся на два. То есть всегда есть надежда, что не будет путаницы и уравниловки, а где-то будет больше. Желательно там, где надо.
Но в данном случае не это сыграло роль. Просто сколько бы чего ни было, мне всегда надо добавить. Почему? Не знаю. Просто, я же говорю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77