— Скрывать не стану, моя симпатия к вам действительно сочетается с определенными интересами практического порядка. Но может ли подобное сочетание приятного с полезным удивить женщину с таким трезвым умом? И чтобы не было недомолвок, я должен вас заверить: Розмари к этому не имеет никакого отношения.Она стоит передо мной, держа руки на бедрах, нисколько не стесняясь своей наготы или не подумав о ней, и взвешивает мои слова. Затем садится, но не в интимной близости со мной, а в соседнее кресло, закидывает ногу на ногу, демонстрируя свои массивные бедра, и сухо говорит:— Ну хорошо, мой мальчик, я слушаю.— Да, но прежде, чем мы перейдем к откровенному разговору, мне бы хотелось, чтобы вы ответили на мой первый вопрос: эта ваша дружба с Пенефом…— Отвечаю! — прерывает меня Флора. — Этот кретин вне игры. Так же как эта ваша дурочка.— В таком случае дело в следующем… Я рассказываю ей без лишних слов — она ведь дала мне понять, что не любит пустых фраз, — все, что я знаю о ее жизни и планах, о ее связи с Бруннером, о ее интересе к покойному Горанову, а значит, и к Пеневу и, естественно, о том, что ее конечная цель — брильянты.— Я верю, что откровенный тон нашей беседы не позволит вам оспаривать все эти бесспорные вещи, — заключаю я.— Я не говорю ни «да», ни «нет», — отвечает она, — я вообще ничего не скажу, прежде чем не услышу главное: какую цель преследует сам господин Пьер Лоран?— Пока что ответ будет негативный: брильянты его не интересуют.— Все так говорят. В наше время альтруистов хоть пруд пруди.— Хватит вам иронизировать, лучше рассудите логически. Если бы меня интересовали брильянты, разве стал бы я открываться перед вами, заведомо зная, что вы сами их ищете?— Может, вы хотите втереться в доверие, чтобы поставить подножку в удобный момент. Или рассчитываете на то, что с вами поделятся. Только я, мой мальчик, делиться не люблю. — Она молчит какое-то время, потом поясняет: — Я вам это высказываю просто так, в качестве гипотезы.Гипотеза или нет, но звучит достаточно ясно. Как и следовало ожидать, эта команда тоже охотится за брильянтами. Будем надеяться, что ее интересуют только брильянты.— Вот видите, дорогая, у меня нет никаких поползновений завладеть вашими камнями. Зато я бы вам пригодился в обнаружении их.— Каким образом?— Снабдил бы вас кое-какими сведениями.— В обмен на что?— В обмен на кое-какие сведения.— «Кое-какие»… Это слишком туманно, — недовольно бормочет она.— Когда вы создадите мне необходимые условия, я буду конкретней.— Говорите яснее. Что вы имеете в виду?— Я должен повидаться с Бруннером. Она откидывается на спинку кресла и смеется не особенно веселым смехом.— Это все?— Это только начало.— Странный вы человек, Лоран. Опасаетесь Флоры, а ищете встречи с Максом. Да Макс вас сотрет в порошок, если только усомнится в чем-нибудь.— Такой опасности не существует.— Вам видней. Что касается встречи с Бруннером, то этот маленький подарок вы от меня получите, мой мальчик. — Затем она поднимается с кресла, снова ставит руки на бедра и спрашивает деловым тоном: — Так мы будем ложиться?— Мы же затем и пришли… — отвечаю я.Я просыпаюсь с мыслью, что в такое теплое время давно пора убрать ватное одеяло. Одеяло мне заменяет Флора — ее дородные белые руки заключили меня в крепкие объятия… Другая моя забота касается несчастного Бенато. Похоже, что и сегодня ему суждено начать рабочий день, а может быть, и закончить обед без меня.Я пытаюсь высвободиться из могучих объятий этой роскошной женщины, но во сне она прижимает меня к себе еще крепче. Я уже исхожу потом. Вот это объятия! Придется выждать какое-то время.Истомленная переживаниями в кабаре, а затем ночными, Флора освобождает меня от своих объятий только в девятом часу. Но должен признать, что, едва открыв глаза, она проявляет завидную активность. Несколько энергичных приседаний и наклонов, несколько минут под душем, и мы уже сидим за кухонным столом перед обильным завтраком.— А ты мне нравишься, мой мальчик, — говорит хозяйка, протягивая руку к булочкам, только что доставленным из пекарни. — Хотя я вправе обижаться на тебя.В отличие от Розмари она в первую же ночь перешла на «ты».— Обижаться, за что?— За твое недоверие. Перешагиваешь Флору, ищешь Бруннера…— Недоверие здесь ни при чем, это диктуется необходимостью: нужные мне сведения я могу получить не от тебя, а от Бруннера.Флора задерживает на мне задумчивый взгляд, словно соображая, что же это за сведения такие: приятелю ее они известны, а ей — нет. Затем пожимает плечами.— Так уж и быть. Хотя было бы куда лучше, если бы вели переговоры мы с тобой вдвоем — два представителя торговых фирм, не так ли?— Ты, в сущности, кого представляешь?— Тебе это известно: Макса Бруннера.— Бруннер — это не фарфоровый завод.— А при чем тут фарфоровый завод?— Значит, ты его послушное орудие.— А почему не наоборот?— Потому что он дергает за нитки.— Бог ты мой! — вскидывает она брови. — Если он начнет дергать за нитки, то до такой степени запутается в них, что даже мне его не высвободить.— А ты не боишься, что, завладев добычей, он может махнуть на тебя рукой?Она смеется коротким и невеселым смехом:— Скорее я могла бы махнуть на него рукой. Но не стану этого делать. Одинокой женщине, мой мальчик, всегда нужен домашний пес. 7 До недавнего времени это заведение, вероятно, представляло собой обыкновенный подвал, заваленный всяким хламом. Но вот, распространяясь неведомыми путями, сексуальная революция докатилась и до этих мест — возможно, как ее далекий и робкий отголосок. Афиши «Казино де Пари» начала века, несколько красных фонарей в нишах, десяток столиков, освещенная прожекторами эстрада — и вот уже подвал превратился в берлогу, где немногочисленная местная богема может созерцать разгул эротических страстей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94