Это моя родственница,
работает у меня восемь лет, нелюбопытна и свое дело знает безукоризненно.
Владеет английским. Она вас будет сопровождать в клинику. Это у нас обычная
практика, никто не удивится. Лицо у вас будет забинтовано-заклеено, даже я
не сумею вас представить точно, пока не увижу воочию. Но предупреждаю,
молодой человек, если ко мне обратится Интерпол...
-- То сдавайте меня со всеми потрохами и иссеченными тканями. Только
убедитесь, что перед вами действительно полиция, а не наемные мстители.
Деньги -- вы их лично считаете, или медсестра Гудрун?
-- Лично посчитаю. Да-да, я вижу... Татуировки убирать?
-- Нет. Это на нашей улице компания была, типа банды хулиганов. Вот, на
память о ней. Невелика примета, пусть остаются на память.
-- Ваше право. Ну, располагайтесь, Гудрун сделает подробные фотографии
лица, составит атлас, сегодня я буду его внимательнейшим образом изучать. Но
прежде я должен сам исследовать, так сказать топографию местности. Это
совсем не больно, но вам может показаться неприятным -- вы уж потерпите...
Доктор Бетюн мог бы спросить у Гека, как тот собирается жить по прежним
документам с новой внешностью, или то, как он собирается воссоединится с
женой и дочерью без помощи того же ФБР, но не сделал этого. Версия молодого
человека помогла ему убедить собственную совесть в правильности собственного
поступка, совершенного не ради денег, а только из чувства милосердия. Он не
рискнул бы рассказать об этом эпизоде в клубе "Две улитки", где он был
уважаемым членом совета, но кому и какое дело до его профессиональных
проблем...
Миновало четыре мучительнейших недели и еще два дня. В маленькой
комнатке, на втором этаже загородной частной клиники, принадлежащей деловым
партнерам Пьера Дебюна, перед большим -- в баскетбольный рост человека --
трюмо стоял рослый, метр восемьдесят три, широкоплечий мужчина лет сорока
трех -- сорока пяти на вид. Залысины, морщинистый лоб, глубокие складки у
крыльев носа, лицо в сплошных красных пятнах, которые, впрочем, должны
бесследно исчезнуть через неделю-другую. Под набрякшими веками -- желтоватые
белки, предательски влажные глаза. Пятна-то сойдут, а морщины, грубая кожа,
складки на шее и голос, навсегда утративший юношескую упругость, -- все это
останется... надолго.
Ах, Гека, дружочек, что же ты натворил, на что решился в свои далеко не
полные двадцать лет! Никогда, вдумайся только в это слово -- никогда не быть
тебе юным. Юность обманчиво бесконечна, но она же и мимолетна, только что
было ее -- полные пригоршни -- и вдруг иссякла. Юность беспечна и
бессмысленна. Юность -- это ночные мотоциклы под окнами обезумевших от
ярости обывателей, это бескорыстно позволяющие себя зажимать телки с
вечерних танцплощадок, это тайный унизительный страх перед групповыми
драками и восторженные воспоминания, если драки имели благополучный исход.
Это сладкий ужас перед решительным признанием в любви, это первая
растительность на подбородке и первая получка, и первый оргазм. Это
беззаботные и разгульные денечки под дамокловым мечом воинской повинности...
Отовсюду только и слышно: "Какие твои годы", "У тебя все впереди" и уже на
Вы: "Молодой человек, не толкайтесь"... Ты хочешь, ты сможешь, у тебя все
впереди! Вот она -- волшебная формула юности!
Потом выясняется, что ты нечетко хотел, да и мало что смог, а дети твои
уже перестали стесняться отцовской лысины и живота... Юность иссякла, жажды
вовсе не утолив... Но дерзкий аромат ее навсегда с тобой: стоит только
извлечь заветное воспоминание, прикрыть глаза и глубоко-глубоко вдохнуть...
Все было молодо тогда: музыка, желания, друзья и вещи.
А ты, Гек, ты что будешь вспоминать через двадцать лет, если проживешь
их, конечно? Детство? Так ведь у тебя и детства-то не было.

ГЛАВА 8
Я рожден. Аз есмь!
Все реки, горы, звезды -
Мои. Надолго...
Некогда Бабилон претендовал на титул столицы мира и соперничал в этом с
Нью-Йорком, Лондоном и Парижем. Но уход английских колонизаторов, а через
несколько десятилетий Великая Депрессия 1929 года -- положили конец
притязаниям Бабилона, столицы президентской республики Бабилон.
Правительство ввело жесткие квоты для иммигрантов, огородило свою
промышленность от иностранных конкурентов немыслимыми пошлинами на множество
товаров, выделило само себе, в лице господина Президента, почти
неограниченные полномочия, превратив, таким образом огромную страну в
тоталитарное захолустье с просторами, населением и амбициями великой
державы. С тех пор , как Васко Да Гама, огибая Африку, наткнулся по пути на
неизведанный континент, будущий Бабилон служил ареной непрерывных
колонизаторских войн. Сначала Португалия объявила своими бескрайние земли на
юге Атлантики, затем их сменили испанцы, тех -- французы, потом опять
испанцы, пока в царствование Иакова II здесь окончательно не закрепились
вездесущие пронырливые англичане.
В бесконечных войнах и массовых приливах переселенцев растаяли
аборигены Новой Австралии, так называли эту страну до середины 18 века, и
оставили после себя руины прежних городов, да странное наречие, одновременно
напоминающее хинди и древнегреческий. Инквизиторы и англиканцы с одинаковой
ревностностью выпалывали все проявления язычества местных дикарей, разрушали
и жгли, сжигали и затаптывали. Позже к ним присоединились адвентисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133