А к вечеру мальчики так сдружились, что Степа ни за что не пожелал расставаться с ребятами и слезно убеждал маму и папу отпустить его с нами хотя бы на недельку. И когда родители согласились, я все же спросил:
– А не боишься? Может быть очень трудно! Очень, понимаешь?
– Понимаю, – тихо ответил Степа.
А трудности действительно были. Утром мы прошли километров пятнадцать. Устали. Пообедали. Отправились смотреть колодец, куда были брошены во время фашистской оккупации три подростка. Познакомились с родителями погибших. Горько было. Ни есть, ни пить не хотелось.
Стал накрапывать дождь.
– Пойдем дальше, – сказала вдруг Маша.
– Дождь же. Будет скользко идти. Глина здесь.
– Все равно пойдем, – сказал Коля.
– Устали!
– Все равно пойдем, – решили все.
Это был марш-бросок километров в двенадцать. Александр Иванович чертыхался:
– Ну и чертова детвора пошла. Совсем замучился. Ну кто так бежит, как скаженный?
А мальчики и девочки неслись как метеоры. Прекрасная Ночь окутывала нас. Дождь перестал. Небо прояснилось. Звездная рябь светилась, отражаясь в Днепре.
Утром нам дали работу. Часть ребят возила фрукты на Консервный комбинат, а часть работала на овощах. Вечером подводили итоги.
– А мы для совхоза самые выгодные, – это Слава рассуждал. – Здесь нанимаются сезонные рабочие, чтобы по мешку спереть к вечеру. Я говорил с тетками. Они сказали: «Как натаскаем всего, так бросим работать».
– Все тащат. Это уже так установлено. Это не считается за воровство, – пояснила Лена.
– Такой порядок везде завели, – тихо сказала Маша. -
Может быть, так надо.
– А мы зато не тащим, – сказал Александр Иванович.
– А нас заставили. Тетя Лена, бригадир, сама нам принесла самых лучших дынь с бахчи, и банку варенья рабочие дали, и бутыль сока налили.
– Богатая у нас страна. И люди щедрые! – сказал Александр Иванович. – Целых пятьдесят лет тащат и никак не могут растащить.
– Вы смеетесь, Александр Иванович? – это Слава спросил.
– Я серьезно, дети, – ответил Александр Иванович. – Вот из своего сада, или бахчи, или погреба никто так щедро не раздавал бы, а тут – пожалуйста. Плохо это, ребята.
– А как же быть?
– Думать надо.
– Так, может быть, нам отказаться от того, что дают нам бесплатно? – это Коля Почечкин ляпнул.
– От дурак, – сказал Слава. – Когда ты уже научишься понимать жизнь?
– Может быть, и отказаться, – сказал я.
– Владимир Петрович, вы что?! – закричали в один голос ребята. – Вы смотрите, сколько всего гниет. Помидоры гниют, огурцы пожелтели и разваливаются на части, яблоки и груши на земле черные, аж страшно наступать. Это надо быть совсем дураком, чтобы голодать, когда все пропадает.
– А потом, у нас высчитывают за питание. Копейки, правда, но мы за все платим.
Противоречий за несколько дней набралось столько, что мы в них окончательно не то чтобы запутались, но порядком погрязли. Вроде бы теоретически мы знали, что надо поступать честно. Всегда честно и принципиально. Но практически эта проблема вдруг обернулась по-своему, и мы никак не могли понять, где честно, а где нечестно. Особенно сложно было, когда произошло с нами два случая. Первый был таким. Я работал со Славой и с Витей на прицепе – возили из сада в ящиках груши. Я сидел на тракторе «Беларусь» рядом с трактористом, а на прицепе – Слава и Витя. И вдруг в трактор врезается грузовик. За обочиной дороги глубокий овраг. Тракторист успел тормознуть, и нас развернуло так, что мы едва не перевернулись. Молоденький шофер кусал губы и виновато выслушивал мою ругань:
– Ты что, спятил! Не видишь, дети! Как можно так ездить! Пьяный, наверное.
Приехала милиция. Начались акты, подписи. Молоденький шофер едва не плакал.
Подошел ко мне Слава:
– Это мы виноваты в аварии. Мы его дразнили. Бросали ему груши, а он пытался их поймать на ходу. А когда это у него не получилось, он поравнялся с нами, и мы за храбрость ему в окошко стали бросать, а он и врезался. Не рассчитал. Хотите, мы признаемся милиции?
Я молчал. Прибежал Александр Иванович.
– Ну вот что, – сказал он. – Теория теорией, а нам надо побыстрее улепетывать отсюда. От барбосы! Вечером я рассказал эту историю детям:
– И все-таки и я смалодушничал. Надо было сказать милиции, что и мы виноваты в аварии. А я подло сбежал. Нехорошо.
– Так еще не поздно, – сказал Слава с ехидцей.
– Пожалуй, не поздно, – согласился серьезно я.
– А у нас тут похлеще случай, – сказала Маша и спросила у Лены:- Рассказывать?
– Рассказывай, – сказала Лена.
– Ну, в общем, сегодня в весовой без квитанции «налево» отвезли две машины груш. Самые лучшие. Целый день калибровали.
– А вы точно знаете, что «налево»?
– Мы же сидим на квитанциях. Все выходящее из весовой на учете. Мы же специальный инструктаж прошли. Знаем. И до этого были случаи, когда самые лучшие фрукты увозили, но не в таком количестве – ящик, корзина, а тут две машины!
– Вы как с луны свалились, – сказал Степа. – Мой отец работает бухгалтером в «Заготскоте». Там миллионы уходят «налево». Понимаете, миллионы! Был процесс – шесть миллионов изъяли у директора.
– Ну и что, расстреляли?
– Нет. Дали шесть лет. Он скоро выйдет на волю.
– Ну и что ты предлагаешь?
– А ничего не предлагаю. Это моя мама все орет на меня: неинициативный, нелюбознательный. А я не хочу быть инициативным. Меня тошнит от такой инициативы. Кричат, орут о правде, о справедливости, а на самом деле полное разложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142