Изобилие стало беспокоить окружающих, но пока,эти беспокойства были слабые, едва-едва наметившиеся, до погрома было еще далеко, и настоящая предпринимательская жизнь бурлила на окраине Нового Света, жизнь, которую мы не знали до конца, но ощущали ее биение, поскольку это биение воплощалось в реальных продуктах, самых разных и необычных. Предпринимательство самыми неожиданными способами ввинчивалось и вывинчивалось из Нового Света.
Вдруг где-нибудь у конюшни появлялась странная физиономия, ныряла эта физиономия в подвал с Каменюкой или с Шаровым, выходила оттуда покачиваясь, шла в сараи и на фермы, и оттуда выносились возмущенные фамильярностью людей свиньи, утки, телята и куры. Вслед за физиономией вдогонку прямо снаряжалась оказия, которая тут же возвращалась, счастливая и деловая, возвращалась на машинах, загруженных проводом, станками, шифером, лесом, опалубками, досками, не каким-нибудь, так себе, горбылем или вагонкой, а настоящей доской, «тридцаткой» или «сороковкой», поверх которой торчали головки фрезерных станков, пилы, моторы, чугунные чаны огромной величины…
Шаров, рассматривая привезенное, спрашивал вдруг:
– А эти чаны для чего привезли?
– Та валялись на стройци,- отвечал Злыдень.-Спрашиваю: «А это чье?» «А ничье»,- говорят, мы и погрузили, може, коням замешивать будемо, а може, свиньям варить…
– Ох и попадешься ты, Злыдень,- поощряюще басил Шаров, но чаны сгружали: сгодятся в хозяйстве.
Не было ничего такого, чего не смог бы достать Шаров. А я пользовался этим и постоянно обращался к чародейству Шарова.
– Двадцать пишущих машинок? – говорил Шаров.- А не богато?
– Пусть ребята осваивают технику. Сборники своих стихов на машинках будут отстукивать.
Снова появлялась уже другая физиономия, на «бобике» появлялась, который до отказа забивался ящиками с помидорами, синенькими, яйцами, арбузами, и через неделю нам отгружались почти новые пишущие машинки – и не десять штук, а все двадцать, и все бесплатно, так сказать, дарственно, на шефских началах.
Иногда совершались крупные сделки, вполне официальные, достойные, скрепленные печатями и необходимыми бумагами. Здесь разговор шел при свидетелях. Приглашались бухгалтер и Каменюка, все усаживались за стол, приносилась минеральная вода, стучала пишущая машинка. Шаров в такие минуты был деловым и важным.
– Нет, так дело не пойдет,- настаивал он.- Смотрите, что получается: мы вам тысячу держаков для лопаток делаем, каких нигде вы никогда не достанете, пять тысяч навесных петель – их вы тоже с огнем не найдете, а вы нам всего один трактор, не нужный никому! Товарищи, это же грабеж среди бела дня! Один несчастный трактор.
– Трактор, положим, очень нужный,- спорило представительное лицо.- Мы в порядке шефства готовы передать вам.
– Так передайте по-человечески! – заводился Шаров.
– Что значит – по-человечески?
– Ну, и эту чертову развалину, сеялку, в придачу. Она же никому не нужна.
– Нет, сеялку не можем, нагорит за это.
– Вот чего не будет, того не будет. Детям подарить несчастную сеялку – вам каждый спасибо скажет.
– Нельзя,- сопротивлялось представительное лицо.
– Ну тогда веялку отдайте и две бороны, если, конечно, можно,- с достоинством предлагал Шаров.- Кстати, гвоздями у вас нельзя разжиться?
– Гвоздей дадим.
– И олифы немного, а то нам красить нечем.
– Олифы и у нас мало.
– Одну бочку,- не унимался Шаров.- А мы вам отпустим по божеским ценам люцерну.
У Шарова было самое нежное расположение к такого рода сделкам. Предпринимательство было его страстью. Он играл надежно, с упреждением. В дни удачных сделок он был особенно добр и щедр. В такие минуты и я подкатывался к нему.
– Ну, что у тебя? – спрашивал он.
– Хорошо бы этюдники достать, красочек и картону.
– Список есть?
Я знал эту Шарову особенность, спрашивать списочек, и тут же подавал ему список. Шаров разглядывал бумагу, нажимал кнопку, он теперь уже не орал в окно: «А ну, гукнить Гришку!» – он теперь кнопочку нажимал, которая соединяла его с любым работником. Прибегал Злыдень в новой казенной униформе.
– Ось поедешь в город и привезешь!
– Уже двадцать раз спрашивали, а николы там такого товара не было,- отвечал Злыдень, по совместительству исполняющий еще должность экспедитора.
– Наберите мне город,- это Шаров секретарю говорит.- Что же это у нас получается, Демьян Сааказович? Мы к вам – так со всей душой, а вы нам кукиш с маслом?
– В чем дело? – спрашивают на другом конце провода.
– Пустяки. Краски художественные и всякая мелочь.
– Не получали, Константин Захарович.
– Так получите, а мы вам то, что я обещал, завезем. А лучше, как только красочки и этюдники будут, так и завезем.
– Лады,- отвечал Демьян Сааказович.- Приезжайте. Шаров довольный глядел на меня: – Еще чего?
– В поход собрались. Машину бы.
– Ох, и много ты хочешь сразу. Так не бывает, чтобы все одним махом. Надо и бюрократизм соблюсти.
– Так как насчет машины?
– Ладно, скажи Каменюке, чтобы в путь снаряжал «ЗИСа».
Детям от разворота предпринимательства Шарова одна польза была. Я никогда, да и сейчас, до конца не могу понять двигательных, точнее, побудительных источников огромной энергии Шарова. Конечно, я догадывался о каких-то основных пружинах его деятельности, но это были лишь мои домыслы. На первом месте, мне так казалось, мотивом двигательной энергии Шарова был мотив психологический, а точнее психогенетический, если можно так сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142