Это совершенно здравый и разумный подход, хотя от него и веет холодом. А вот ярые сторонники нормативной грамматики, напротив, будут до хрипоты доказывать, что поскольку их в одна тысяча девятьсот сорок третьем году учили в школе никогда не начинать фразу со слов And и But, сегодняшний мир погряз в невежестве и безумии, а большую часть современных книг следует сжечь.
Я бы хотела подвести читателя к некоторой промежуточной позиции: надо быть стойким, понимая важность стойкости, и гибким, понимая рациональность и историческую необходимость гибкости. В книге «Не пропусти остановку» Кэри отмечает, что, расставляя знаки препинания, нужно «на две трети руководствоваться правилами, а на одну треть – собственным вкусом». Сама я придерживаюсь простого правила: в одних вопросах пунктуации отличить верное от неверного предельно просто, в других – надо следовать своему чувству языка и здравому смыслу. Мне нужно – с помощью знаков препинания – обеспечить максимум ясности, поэтому я прежде всего хочу видеть апострофы на нужных местах, и не прекратит борьбу мой дух, и не уснет рука с мечом (постойте, а разве «Новый Иерусалим» Блейка не начинается со слова «И»?), пока все до единого не осознают разницу между its и it’s и ни один болван не рискнет писать о dead sons photos без указания на то, один сын изображен на этих фотографиях или несколько. Говорят, что в некоторых государственных учреждениях чиновникам дано прагматичное указание – опускать апострофы, потому что никто больше не умеет ими пользоваться. С прагматизмом такого рода мы, говоря словами Уинстона Черчилля, «мириться не можем». Как смеет кто бы то ни было распоряжаться судьбой апострофа? Кто дал государству – или компании «Уорнер бразерс» – право подписывать смертный приговор нашей Динь-Динь? Отсюда один шаг до массовой печати книг с безграмотными заголовками. Еще чуть-чуть – и последним фанатикам пунктуации придется искать убежища в пещерах.
Итак, я призываю действовать. Фанатики, объединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своего чувства гармонии, да и оно на исходе. Пусть мы не переменим мир, но нам хотя бы полегчает. Тут вот что важно: дать волю своему фанатизму, но при этом не получить в ухо и не угодить под арест за повреждение чужой собственности. Знаете кампанию «Тише», направленную против радиотрансляции музыки в общественных местах? А мы назовем свою – «Громче». Сопротивляйтесь. Действуйте. При малейшей возможности пускайте в ход ярко-красный маркер. Отправляйте обратно сообщения электронной почты и письма, в которых нарушены правила пунктуации; пикетируйте универмаги «Харродз». Не беда, что родные ненавидят вашего внутреннего фанатика и предпочли бы, чтобы у вас внутри жил Скуби-Ду. Зато если вы возьмете на вооружение бескомпромиссный подход к пунктуации, то в следующий раз, увидев объявление CD’s, DVD’s, Video’s, and Book’s, вы не запретесь дома в глубокой депрессии. Вы вступите в борьбу! Потому что – и это очень важно – вы не будете одиноки.
Это вечная беда фанатиков. Они чувствуют себя одинокими. Изгоями. У одинокого маньяка, вооруженного лишь апострофом на шесте, никогда не хватит духу выйти на демонстрацию перед зданием «Уорнер бразерс» по поводу Two Weeks Notice. Но если сколотить целый отряд, вдохновленный общей целью, кто знает, что удастся сделать? Преодолеть придется многое. Не в последнюю очередь – черты британского национального характера: сдержанность (невежливо говорить другим, что они ошибаются), безразличие (пусть это сделает кто-то другой), откровенную трусость (стоит ли рисковать собой ради смертельно больного типографского значка?). Но я верю, что у нас получится. Правда, верю. А кроме того, мой внутренний фанатик уже вырвался на волю. Он возбужденно вопит, брызжет слюной и размахивает руками.

Предвижу одну трудность: у каждого свои пунктики. И как бы ни была заманчива идея создания боевых отрядов защитников пунктуации, объединить наши усилия будет непросто. У одних, например, вызывает омерзение оксфордская запятая (вторая запятая в конструкции типа ham, eggs, and chips ), другие при виде этой запятой остаются холодны как мрамор, зато их выводит из себя тенденция недоиспользования дефиса, которую борцы с оксфордской запятой могут вообще не замечать. Как писал Ивлин Во, «чуждый стиль представляется нам либо варварским, либо излишне педантичным». Кингсли Эмис в своей книге «Классический английский» (1997) высказал ту же мысль еще резче: мир грамматики делится на недоумков и умников, где недоумки отвратительно небрежны в обращении с языком, а умники – по нашему мнению – возмутительно педантичны. Если оставить английский на откуп недоумкам, он «умрет от загрязнения, как поздняя латынь». Попав в лапы к умникам – погибнет от избытка чистоты, «как латынь средневековая». Издержки такого подхода очевидны. Если считать всех кругом недоумками и умниками, трудно – даже во имя великой цели – найти общий язык хоть с кем-нибудь.
По-вашему, киношные гангстеры слишком легко заводятся? Так вот, фанатики еще хуже. Чешский писатель Милан Кундера однажды расторг договор с издателем, который требовал заменить точку с запятой на точку. Редакторы одного и того же издания, пользующиеся одним и тем же справочником, могут целый день не покладая рук вставлять дефисы, удалять их и вставлять снова. В этих условиях особую популярность приобретает пометка на полях STET (которая означает «оставить как есть» и отменяет все внесенные изменения). Работая в 1986–1990 годах литературным рецензентом в журнале «Лиснер», я обнаружила, что мое стремление сделать текст как можно более удобочитаемым неизменно пресекается одной корректоршей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38