Татищев, конечно, понимал, что за Демидовыми стоят такие фигуры, тягаться с которыми не по силам и Берг-коллегии. Поэтому он оставлял вопрос как бы на усмотрение начальства: «Пожалуйте нас, извольте решить, и ежели нам до того дела нет, то мы довольны вашим определением». Однако он здесь же разъясняет, что поступают Демидовы незаконно и бросают вызов опубликованной Берг-привилегии. Естественно, что Берг-коллегия не могла ни отказаться от своих прав, ни признать свое бессилие. В мае 1721 года из коллегии направляется Татищеву указ, уполномочивающий его на получение десятины с частных заводов Демидова. Между тем Демидовы не вносили в казну даже и эту обычную подать. И теперь Акинфий просто отказался подчиниться Татищеву, ссылаясь на то, что он такого указа от Берг-коллегии не имеет.
Поскольку регулярной почтовой службы не было, почта ходила медленно и неисправно. Акинфий всегда пользовался этим совершенно откровенно. Требовалось немало времени, пока Татищев сможет связаться с коллегией и получит оттуда ответ на Урале. Ответ такой все-таки пришел. Коллегия предписывала Демидовым быть послушным законным указам Татищева и писать ему доношениями (то есть по официальной форме, а не отписками), и «впредь особых себе указов из Берг-коллегий не ожидать». А тем временем противоборство принимало тотальный характер. В связи с мероприятием Татищева по централизации добычи огнеупорного камня Демидов отправил Татищеву издевательское доношение: «Просим вашего величества о рассмотрении той обиды и о позволении ломать камень». Татищев, в свою очередь, не преминул обменяться уколами, объяснив насмешку невежеством заводчика: «Такая честь (то есть «ваше величество». — Авт. ) принадлежит только Великим государям, и оное я уступаю, полагая на незнание ваше, но упоминаю, дабы впредь того не дерзали». Последняя фраза должна была означать, что Демидов оскорбляет таким образом не Татищева, а Петра.
Акинфий позволял себе такие выходки даже по отношению к Татищеву, уже определенному постановлением Берг-коллегии от 20 июля 1721 года в должности Горного начальника в Сибирской губернии, которому следовало подчиняться «и Демидову, и прочим промышленникам». С разного же рода мелкими казенными служащими и вообще не церемонились: их выгоняли, избивали, грабили. Приказчики Демидова не пускали никаких чиновников для сыска беглых крестьян или солдат, запутывали сведения о производимой продукции, чтобы уклониться от выплаты государственной десятины и т. п. А губернские власти не решались принимать какие-либо действенные меры. Опасалась занять решительную позицию и коллегия: не все материалы она получала, и далеко не все ее члены искренне радели за интересы казны и дела.
Положение, сложившееся на Урале, обеспокоило и Никиту Демидова. Он, конечно, верил во всесилие своих покровителей, но достаточно знал и неуемную способность сына идти напролом там, где можно поискать обходные пути. Летом 1721 года он сам приехал на Невьянский завод и попытался установить с Татищевым более спокойные отношения, заставив и сына воздерживаться от хулиганских выходов против Горного начальника. Никита, очевидно, не верил и в то, что кого-то из администрации невозможно подкупить: ведь и любимцы Петра покровительствовали ему отнюдь не бескорыстно. Однако из такой попытки ничего не вышло. Татищев не отказался умерить требования. Демидовы подняли на ноги своих высоких покровителей. Жалобы от Демидова и его заступников дошли и до самого царя. И царь в данном случае готов был решительно наказать обидчика, если бы хотя какая-то часть обвинений оказалась обоснованной. Именно раздражением против Татищева всесильных временщиков, а также самого царя объяснялась нерешительная позиция Брюса, не говоря уже о пассивности губернских властей, включая губернатора Черкасского.
У Петра имелась и одна личная причина оставаться недовольным ретивостью Татищева. Горный начальник, как можно было видеть, не особенно стеснялся источниками получения нужных ему специалистов. В сущности, он делал то же самое, что и Петр, но, как говорится, что позволено Юпитеру... В один из приездов в Тобольск Татищев обратил внимание на ссыльного Федора Еварлакова. По характеристике Татищева, это был «человек умный и в Саксонии не малое время быв и ездив по заводам, нарочно присмотреться мог; к тому умению языков, латинского и немецкого, немаловажную помощь подать может». Обращаясь в коллегию, Татищев уверял, что «подобнаго ему обрести не мог».
Сложность, однако, заключалась в том, что наказание на Еварлакова было возложено самим Петром, поскольку тот был замешан в деле царевича Алексея. Еварлакова дважды пытали, били кнутом и отправили в ссылку, правда — этим и попытался воспользоваться Татищев в своей аргументации, — «во дворяне, а не как прочие ссылочные». Берг-коллегия сделала соответствующее представление в Сенат, и через кабинет-секретаря Макарова ходатайство было доведено до Петра. Петр, однако, рассмотрение этой просьбы задержал: он на сей раз просто никак не выразил отношения к ходатайству. Нетрудно, однако, догадаться, что предложение ему весьма не понравилось. Он увидел в нем напоминание о тяжелейшей драме и косвенное несогласие с занятой им самим позицией. Не мог Петр в этой связи не вспомнить и того, что Татищев вообще был близок кое с кем из замешанных в деле лиц.
Осторожный и хорошо знакомый с расстановкой сил при дворе Брюс дал ход прошению. Вряд ли он мог рассчитывать на успех. Тем не менее он, видимо, тоже воспользовался случаем выразить косвенное неодобрение направленности процесса, в результате которого многие преданные государству деятели были отстранены от дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142