— Они никого и никогда не воскрешают дважды, — покачал головой чернокожий великан. — Такого под небом Тихри еще не бывало.— Все когда-то случается в первый раз. А вдруг?..— Нет. И потом, неужели ты думаешь, что я не убедился в этом своими глазами?— Прости, дорогой мой друг, я причинила тебе лишнюю боль. Скажи, чем я могу утешить тебя?Он нашел в себе силы улыбнуться:— Только доброй вестью о себе самой.— Тогда мне нетрудно это сделать, — заторопилась она, пытаясь хотя бы звуками своего голоса, а не смыслом говоримого, отвлечь его от неизбывной скорби. — У нас, на моем острове, где я всегда была бы рада видеть тебя гостем, прибавление семейства: вернулся этот бродяга, самозваный рыцарь по-Харрада. Не знаю, где он пропадал и что с ним приключилось, но свалился он, как говорит мой супруг, точно снег на голову; и не один — с новорожденным сынишкой!Лронг с усилием приподнял уголки губ, что должно было означать улыбку.— Я представляю себе его счастье… — Голос осиротелого князя был тусклым, как шелест погребального покрова: разумеется, никакого счастья он сейчас не в силах был представить.Но в иллюзорный круг своих забот ей удалось его втянуть. И то хорошо.— Вот то-то меня и беспокоит, — продолжала лепетать принцесса, — что этот беспутный батюшка вовсе не радуется своему младенцу! Хотя нет сомнений, что это действительно менестрелев сын. Даже голос — как у птицы лесной. Правда, мать у него, судя по его личику, немножко странновата…— Она с твоей дороги или чужестранка?— Это покрыто мраком его беспамятства, потому что Харр о ней даже ни разу не упомянул. Какая-то страшная боль стоит между ним и его прошлым. Но, насколько можно судить по малышу, подружка Харрова не принадлежит ни к одному из племен Джаспера или Тихри.— Так ты даже не знаешь, где он находился все это время?Это долгая история. — Мона Сэниа оперлась локтями о колени, опустила подбородок на сцепленные пальцы; Лронг слушал, зачарованный голосом, который чудился ему в каждом сне, и принцесса радовалась, что отвлекает его от печальных раздумий. — Я сама виновна в том, что он очутился неведомо где — попался под горячую руку, ну, со мной бывает… А я не очень за него беспокоилась, ведь он сам только и мечтал, как о странствиях по еще нехоженым тропам. Но так получилось, что земля его скитаний оказалась неведомой не только для него, но и для нас. Когда я спохватилась и решила вернуть нашего менестреля назад, оказалось, что того места, куда я его отправила, уже не существует…— Как же он сам-то уцелел?— Об этом только он один и сможет рассказать, когда память снова будет ему подвластна. Ведь может статься, что побывал он в краях, изобилующих колдунами и магами. А что дело тут в чародействе, сомнений нет: ведь вернулся же он назад неведомо как. Мы с супругом моим перебрали всех, кто обитает на Игуане — нет, ни один не причастен к непостижимому возвращению нашего бродяги.Лронг провел ладонью по перечеркнутому косичками лбу, разглаживая собравшиеся над бровями морщины.— А не допускаешь ли ты, госпожа дум моих, что он сделал это… сам?— Сам? — Она в изумлении уставилась на тихрианского правителя. — Что ты говоришь, мудрый Лронг? Разве известно, что хоть кто-то из твоих подданных совершал, как мы, мгновенные перелеты через ничто ?— Я об этом не слышал, — покачал он головой, в которой она заметила первую поблескивающую седину. — Но надо спросить сибиллу, он у нас знаток всех сказок и преданий.— Погоди, добрый мой Травяной Рыцарь, — проговорила она с мягкой улыбкой. — Я еще хочу побыть с тобой. А если сибиллу позовешь, то потом его из шатра не выставить будет; знаю я его, старого болтуна.Но Лронг уже решительно поднялся и, подойдя к дверному проему, приподнял полог:— Эй, сибиллу сюда!Ответа не последовало, но было слышно, как прытко затопали тяжелые сапоги, и не одни. Что-то острожен стал князь, раньше у его шатра такого караула не было.— Малейшее желание твое — закон мой, — как бы оправдываясь проговорил он, возвращаясь на прежнее место. — Да и сибиллушку пожалеть надо, убивается он…Мона Сэниа поняла: старый сморчок стал дорог Милосердному князю хотя бы потому, что скрашивал последние дни его тихо угасавшего отца.Вид у придворного шамана, явившегося в сопровождении Паянны, был и вправду убитый, несмотря на роскошную песцовую шубу, присланную из джасперянских закромов взамен полосатых отрепьев, заброшенных ею собственноручно в солнечное горнило. Сморщенное личико было все зарёвано, на голове что-то вроде венка из длинных, точно водоросли, черных трав; если бы он был способен еще больше дряхлеть, то можно было бы предположить, что с прошлого раза он постарел на полстолетия. Паянна поддерживала его сзади за локти, опасаясь не без основания, что он растянется прямо на пороге.— Потеряло сибилло Рахихордушку, друга-благодетеля болезного! — взвыл он щенячьим голоском, едва завидев нездешнюю гостью. — Никому теперича сибилло неприкаянное не надобно, вышвырнут его на дороженьку…— Я уже сколько раз обещал тебе: пока жив я и дорогой своею правлю, теплый ночлег и сытный кусок для тебя найдется, — досадливо оборвал его князь.— Благоденствуй вечно, прещедрый правитель, да не оскудеет длань твоя…Паянна молча поймала его на полдороге к княжьим сапогам и, вздернув, как котенка, за шкирку, вернула в вертикальное положение.— Не трожь сибиллу, горем умыканного, лапищами своими мужицкими! — взвизгнул трясущийся шаман. — Рахихордушку сгубила-проглядела…— Сядь! — Черный княжеский перст указал на гору подушек в дальнем углу.Обряженный в драгоценные меха приживала, вырвавшись из цепкой, как воронья лапа, Паянниной длани, укатился куда было велено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162