«Твои ноги пахнут пылью нездешних подлесий»…Печальная, неутолимая зависть существа, всю жизнь проведшего на невидимой привязи, кольнула непрошеной жалостью. Ничего, ничего, скоро все переменится! Вы уже на пороге исполнения своих чаяний, одичавшие вы мои…— Идем, скорее, — так же тихо шепнула она, и ее проводница бесшумной тенью канула в плотную духоту подземелья, тусклым нимбом фосфорического веночка означивая себя в темноте и с непостижимой легкостью ориентируясь на ступенях и поворотах извилистого коридора, выдолбленного в чреве горы. Здесь было, мягко говоря, душновато, к прели спертого воздуха постепенно примешивался тошнотворный запах перегретого сладкого молока, а вместе с ним — немолчный многоголосый писк, удивительно на что-то похожий. Память без спроса всколыхнула далекие детские воспоминания, когда она спасалась от братских обид в имении королевского лесничего; однажды Иссабаст повел ее в свой питомник голубых соболей.Вольер, где вскармливались больше сотни еще слепых соболят, был наполнен таким же писком, только вот специальные сервы-кормильцы неустанно вылизывали сверкающие шкурки своими многочисленными языками, а мягкие, как Гуеновы крылья, опахала нагнетали сухой, позванивающий кристалликами инея, хвойный воздух…Коридор внезапно расширился, и принцесса со своей проводницей очутились в жаркой пещере, наполовину занятой водоемом, на который лучше было бы не смотреть. Все остальное пространство занимала травяная подстилка, прямо-таки кишащая младенцами, точно кроличий садок. Иссохшие, похожие на макбетовских ведьм старухи вполглаза приглядывали за ними, в меру своих сил выгребая из-под малышни мокрое сено и швыряя его в большие корзины. Голыши жалобно попискивали, сучили ножонками, не привлекая внимания тех, кто годился им разве что в прабабушки.У моны Сэниа корни волос покрылись потом от жалости и отвращения: и это — мир, по словам Горона живущий по законам всеобщей любви?..А кто тебе сказал, девочка, что любовь всесильна? Каждый любит настолько, насколько у него хватает на это сил и времени.От такой очевидной ереси можно было только досадливо отмахнуться. Бесплотный голос — что мог он знать о любви?Но вот весь этот хлевной смрад и несмолкаемый писк человеческих личинок остался позади, и широкие сглаженные ступени повели вверх; из щелей потянуло предрассветной свежестью, и новый шум — о, черные небеса! — дал знать о встрече с еще одним скопищем пещерных обитателей. К счастью, эти были повзрослее.Дугообразная галерея прилепилась прямо к склону — с одной стороны тянулась каменная стена, вся испещренная полустертыми иероглифами, с другой естественной оградой служила густая древесная зелень. Обращенная вовнутрь листва блекло светилась, как ей и положено; внешняя по обыкновению позванивала, стараясь повернуться ребром к посветлевшему небу, чтобы впустить в галерею последний отблеск лунных лучей.Вдоль стены на корточках расположилась молодежь (так вот где они все — на уроке); у каждого на коленях лежало что-то вроде подноса с песком. У каменного столбика, бессильно привалившись к нему тощим задком, что-то бормотал унылый плешивец с устало-брюзгливым лицом, напоминающим морду безнадежно отощавшего бульдога. Он скороговоркой диктовал, а слушатели царапали пальцами по песку; писали, пока не доходили до нижнего края, и стирали, снова выравнивая тонкий слой песка. Писали и стирали. Писали и стирали…— Соблаговоли обождать, — смиренно шепнула провожатая, и принцесса, чтобы не привлекать внимания брыластого наставника, тоже присела на корточки. Прислушалась:— Если первая ягода от стебля, и вторая ягода от стебля, и много ягод и заговоренная ягода от стебля представляют заклинание линейно независимого произрастания однородного линейного магического… «…бу-бу-бу… годаотстеб… ейнонезавис-с-с…» — неразборчивым речитативом вторили безрадостные юные голоса.Даже если это была лекция по садоводству вперемешку с черной магией, то все равно — полнейшая абракадабра. И правильно они все делают, что стирают написанное. А хорошо бы отыскать среди них Чичи… как там его… миану. Этот был явным заводилой, уж он-то наверняка мог сказать, где сейчас Горон. И не пришлось бы беспокоить престарелого карлика.Она оглядела понуро склоненные головы — нет, никого похожего. И сколько еще ждать, слушая все эти шаманские заклинания? Может, прямо сейчас исчезнуть и продолжить самостоятельные поиски, а кстати — ведь разжег же кто-то огонь в заброшенном подлесье?А бормотание продолжалось и раздражало все больше и больше, потому что назойливо напоминало что-то, что автоматически заучивалось ею в такой далекой (а может — такой недавней?) юности:— …в принципе этот метод, — бубнил унылый псоглавец, — сводит заклинание любого линейного раздробленного произрастания к заклинанию однородного линейного…Ты ничего не вспоминаешь? Пораскинь-ка мозгами!Ей показалось, что ее коснулся холодок безумия: шевеля отвислыми брылами, этот живой скелет читал на память теорию линейных дифференциальных уравнений, безбожно перевирая термины и нимало не заботясь о том, что все сказанное вылетает из юных голов со скоростью предутреннего ветра.А она еще сочла здешнего одинца мудрым старцем — да это ж надо совсем из ума выжить, чтобы позволить рядом с собой твориться такой бессмыслице! Пожалуй, и вправду надо улизнуть отсюда потихоньку, пока…«Пока» не вышло — ее весьма непочтительно дернули за полу плаща. Это была не прежняя кроткая невестийка с угловатыми плечами, а величественная старуха, чьи даже не седые, а какие-то прозрачные космы одевали ее, спускаясь ниже пояса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162