, конечно, Монито, шесть сотен, легко сказать, когда деньги так и летя
т Ц сигареты, девочки, разговоры о паруснике кончились сами собой, отпал
и, думай о завтрашнем дне, сынок, та-ра-ра, Шепп-чхи! Ага, опять, иди, Лина, отды
хай! Сейчас, милый доктор, еще минуточку, видишь коньяк на донышке, теплый,
попробуй, правда, теплый? Что-то он, видимо, сказал вслух, Ц но что именно?
Ц пока перед глазами стоял забытый «Руби», потому что Лина снова уловил
а, угадала в его голосе, все, что стояло за этими дурацкими фразами Ц прим
и аспирин, иди отдохни, или Ц дался тебе этот Копенгаген! И впрямь, теперь,
когда белая и горячая ладонь Лины лежит в его руке, все может стать Копенг
агеном, все тогда могло обернуться парусником, если бы не эти шестьсот пе
со, если бы побольше пороху и романтики. И Лина вскинула на него глаза, но т
ут же опустила, будто его мысли Ц жалкий мусор времени! Ц лежали прямо н
а столе, среди крошек, будто он успел все это сказать, а не долбил, как закон
ченный идиот, иди, тебе надо отдохнуть, не хватило духу на вполне логичное
Ц идем отдыхать, мы, во множественном числе, а Лина, облизывая губы, вспом
инала о каких-то лошадях (может, о коровах, он поймал лишь конец фразы) нет,
о лошадях, которые пронеслись через поле, словно с перепугу, две белые и од
на рыжая, в усадьбе у дяди, ой, ты не представляешь, какое это чудо Ц скакат
ь верхом против ветра допоздна, возвращаешься усталая до чертиков, и, кон
ечно, ахи-охи, хуже мальчишки! Ну сейчас, вот допью и все, она смотрится в не
го всей рассыпавшейся челкой, точно еще скачет галопом, втягивая носом в
оздух, такой крепкий коньяк; да ну, стоит ли ломать голову, что он последни
й дурак что ли, разве не она хлюпала кедами по темной галерее, не она улыба
лась во все лицо Ц два номера? чего ради? бери один на двоих, вполне обдума
нная экономия, ей-то наперед все известно, привыкла, ждет такого финала ка
ждый раз, а вдруг все наоборот? ведь явно что-то не то, вдруг под конец этот
пресловутый меч, или Ц пожалуйте, вон диванчик в углу, а-а, ладно, он же не п
оследний хам, возьми шарф, малышка; в жизни не видела такой широченной лес
тницы, наверняка это был дворец и здесь жили важные графы, которые устраи
вали балы при свечах и всякое такое, а двери, ух ты, посмотри, да эта наша, ум
ереть Ц уснуть, как разрисована Ц олени, пастушки, завитушки! И огонь Ц
алые, рвущиеся вверх саламандры и огромная раскрытая постель ослепител
ьной свежести и глухие шторы на окнах, ну как здорово, Марсело, тут спать и
спать, дай я сначала покажу тебе пластинку, она в таком красивом конверте,
им понравится, она на дне, где письма и карты, не потерять бы, Шепп. Ты и впря
мь простудилась, завтра покажешь, раздевайся скорее, я погашу лампу, и буд
ем смотреть на камин, о конечно, Марсело, какие яркие угли Ц миллион кошач
ьих глаз разом, а искры, искры, ну погляди, до чего красиво в темноте, хоть не
ложись, но он вешает пиджак на стул, подходит к медвежонку, свернувшемуся
у самого камина, сбрасывает туфли, сгибается чуть не пополам, чтобы сесть
рядом, смотрит, как бегут по ее рассыпанным волосам отсветы и дроглые тен
и, помогает снять блузку и расстегнуть лифчик, губы вминаются в ее голое п
лечо, руки все настойчивее, смелее среди роя искр, ах ты, лесной медвежонок
, такая глупышка маленькая; они уже стоят обнявшись и целуются голые в бли
ках пламени, еще и еще, какая прохладная белоснежная постель, а дальше Ц о
бвал, сплошной огонь, разбегающийся по всей коже, Линины губы в его волоса
х, на его груди, руки под его спиной, тела в согласном ритме познают, понима
ют друг друга, и легкий стон и запаленное дыхание, но ему бы сказать, он хот
ел еще до огня, до забытья, сказать Ц Липа, это не из благодарности, правда?
И руки рванулись из под спины двумя хлыстами прямо к его лицу, к горлу Ц я
ростные, маленькие, беззащитные, невыносимо нежные, они стискивают, сжим
ают что есть силы, громкий всхлип, негодующий голос сквозь слезы Ц как ты
мог, Марсело, как ты мог, и тогда, ну все, значит Ц да, значит Ц правда, ну про
сти, радость, прости, сладкая, я не мог не сказать, прости, взметнувшийся ог
онь, губы, розовые края ласки, хрупкий пузырек в углу рта, ступени познания
и наконец провальная тишина, где медленно струящиеся волосы, горячая ко
жа, взмах ресниц, отказ и настойчивость, минеральная вода прямо из горлыш
ка, к которому приникают в единой жажде его, ее губы, пустая бутылка выскал
ьзывает из пальцев, которые на ощупь находят ночной столик, зажигают лам
пу и взмах рукой, чтобы прикрыть абажур трусиками или чем-то еще, а потом н
еотрывно смотреть на Лину под золотистым светом лежащую на боку, спиной
к нему, на этого лесного зверька, уткнувшегося в простыни, какая кожа Ц об
алдеть, а Лина уже просит сигарету, приподнимаясь в подушках, да ты худющи
й и весь волосатый, Шепп, дай-ка я тебя прикрою одеялом, где оно? Вон в ногах,
слушай, по-моему, оно подпалилось, а мы и не заметили, Шепп!
Потом ленивое, сникающее пламя в камине и в их телах, оно опадает, золотитс
я, вода уже выпита, сигареты, лекции в университете, да ну их, сдохнуть от ск
уки, не веришь, все самое интересное я узнала из разговоров в кафе, или с Се
силией, с Пе-ручо, или из книг Ц я их читаю всюду, даже в кино, перед сеансам
и; Марсело слушает Ц «Руби», в точности как «Руби» двадцать лет назад, спо
ры-разговоры, Арльт
[8] Арльт, Роберто (1900 Ц 1942) Ц аргентинский прозаик и драматург,
один из любимых авторов X. Кортасара.
, Рильке, Элиот, Борхес, но Лина, она смогла попасть на парусник, автос
топом, в «рено», в «фольксвагенах», лесной медвежонок под ворохом сухих л
истьев, челка в каплях дождя, но что за бред Ц почему в голове снова и снов
а этот окаянный парусник и «Руби», она же знать не знает про это, ее на свет
е тогда не было, подумать!
1 2 3 4 5