Поэтому дважды в Урт и выходили на дежурство стражники.
Стражник шел не торопясь, неспешно оглядывая шалхи и склеты. Редкие прохожие провожали его встревоженными опасливыми взглядами, кое-где при виде него норовили уползти в тень, но он не обращал на таких внимания, приказ шэда — чтоб шей в Урт не резали, а прятаться шэд Себер своим подданым разрешал.
Да и толку, вкралась в голову стражнику равнодушная вялая мысль, даже если кому шею и подправят — не бросаться же тотчас с кейром? Шею за пустое не режут, знать, есть причина. К тому же стражник не стражник, а артак под ключицу и в этом районе можно получить спокойно, а уж если Урт... Бейр с этими тварями, пусть лопают друг дружку как умеют. Если поля не родят, шууи дают приплод раз в сотню Эно, дерева вовек не сыщешь — что ж им остается? В районе черни, что на окраине, вообще кости человеческие постоянно находят. Объеденные так, что и ывар не справился бы. Так что тут еще добро, жить можно.
Углубившись в размышления, стражник не сразу заметил странную пару, шедшую ему навстречу по другой стороне улочки. Мимолетно укорил себя — непростительная оплошность для того, кто должен замечать все и всех вокруг, — потом присмотрелся и нахмурился. Свой кейр он повесил на пояс не Эно и не два назад, часто одного только звука шагов ему хватало, чтоб понять, кто за его спиной, умел он и правду по лукавым глазам читать, умел нащупывать, какое слово лучше запустить вперед кейра — иные в таком районе стражниками и не становятся. Но двое, шедшие навстречу, вызвали у него замешательство.
Не замешательство — поправил он сам себя, скользя равнодушным взглядом по пыльным плащам. Тревогу. Словно чьи-то твердейшие пальцы прижали на мгновение сердце, подержали и отпустили, оставив только ноющую боль.
Первый был мужчиной — этого не мог скрыть даже наброшенный на лицо капюшон плаща. Поступь твердая и какая-то быстрая, резкая, несдержанная, руки зацепились оттопыренными пальцами за пояс, пальцы твердые, сухие.
Мозолей, конечно, с такого расстояния не различить, но видно, что пальцы эти с оружием знакомы. Стражник машинально ощупал взглядом плащ и решил, что ничего больше стиса у странного прохожего нет. Хотя кто его, конечно, знает.
Лицо прячет... Тайлеб-ха? Нет, тот бы так ровно не прошел, да и нет в этом районе тайлеб-ха — пролезших местные протыкают и выкидывают за вал, эти гниющие бедумные куски плоти редко выживают в больших городах.
Известный шеерез? Нет, был вынужден отказаться от этой мысли он, такой тоже не стал бы появляться здесь, да еще и на закате, когда, всем известно, стража выходит в первый дозор.
Стражник остановился, неброско, у стены, делая вид, что поправляет перекосившийся касс. Двое прошли мимо него, почти не заметив. Мужчина даже не приподнял капюшона, женщина мазнула равнодушным взглядом.
Она заинтересовала стражника меньше — внешность у нее была почти ничем не выделяющаяся, разве что у местных кожа была чуть потемнее. Фигура под плащом угадывается ладная, крепкая, но лицо неприятное — резкое какое-то, острое. Не сказать, чтоб уродина, но смотреть долго тошно.
Путники, несомненно, были в городе не впервые — шли уверенно, глядя больше под ноги, чем вперед. Когда они прошли дальше, стражник посмотрел им вслед, на всякий случай подтянув руку поближе к кейру. Но опять сердце вдруг тревожно кольнуло — и он неожиданно понял, что не стоит останавливать странных прохожих. Потому что если их остановить, мужчина может откинуть глухой капюшон и посмотреть ему в глаза. А ему почему-то показалось, что лучше получить сразу пару артаков в шею, чем увидеть то, что скрывается за тканью. Словно... Додумать он не успел — поправил на теле тяжелый касс, пожалуй, даже с непростительной для стражника поспешностью, повернулся и зашагал в противоположную сторону.
Мысль о странной парочке, встреченной случайно на улице, сидела в нем тонкой занозой до самого конца дозора. Глядя на залитые синим светом мертвые стены склетов, он то и дело вспоминал то ощущение, которое заставило его отшатнуться. Ощущение липкой ледяной тяжести, спрятавшейся за грубыми складками ткани. А на рассвете Эно, когда Урт стал стекать по небу за горизонт, открывая розоватую серость утра, он зашел в знакомый трактир и заказал два кувшина крепкого фасха. Фасх смыл из его памяти дурные мысли, и он еще долго сидел, неизвестно о чем задумавшись и глядя на заплеванный земляной пол.
— Сюда. — Крэйн коротко махнул рукой. — Заходи быстро.
Склет, на который он показывал, мало чем отличался от соседних, разве что пыли между бревен больше да зеленые кляксы мха на косяке. Сырой мертвый дух, доносившийся из-за едва приоткрытой двери, свидетельствовал, что склет не обжит. Лайвен секунду помедлила, подозрительно глядя на трухлявое дерево бревен, потом открыла дверь и решительно вошла. Крэйн скользнул следом, предварительно оглядев улицу и убедившись, что их никто не видит.
Внутри было тесно и душно. В скелете не было никакого убранства — ни любимых жителями Себера коротконогих массивных столиков, ни стульев, ни даже лежанок. Зато все свободное место было завалено мешками и свертками. Почти все они уже были взрезаны — Лайвен видела рассыпавшиеся сушеные плоды туэ, дешевые короткие стисы, рулоны нездешней мягкой коричневой ткани. Разбросано все было в явном беспорядке.
В склете было трое людей в вельтах. Они сидели в разных концах комнаты на мешках со скарбом и напряженно смотрели на вошедших.
— Вотты где... — Невысокий плотный бородач отнял руку от висевшего на поясе артака. — Мы заждались.
— Заждались — не померли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127