Не поверите, это было похоже на то, как будто бы острейшим ножом кусок масла рассекли… Никогда бы не подумал, что один человек может ромейскую фалангу разметать, как стог сена, но было же, было… Где промчится — горы мертвых тел, только меч свищет, аж клинка не видать… Мы пока глаза терли, да мозгами скрипели, от ромейского напуску уже ни хрена не осталось. И во время. Заряна-то как раз последние силы оставили. Упал ничком на трупы поверженных врагов… Кто-то из наших очухался-таки, бросился ворота открывать. А всадник этот, серый, к Заряну подлетел, подхватил в седло… и поминай, как звали. Будто в воздухе растворился, и сотник наш вместе с ним. И вот так я думаю — не иначе, как был тот всадник сам Радивой…
На некоторое время повисло молчание, только слышно было, как чивиркает в холмах какая-то птица. Сердце Велигоя стучало, как кузнечный молот. Вот, тебе, Барсук, и зацепка. Настоящая, не бред впечатлительного юнца, не пьяное видение! Не упустить! Не упустить ни в коем случае!..
Молчание нарушил Драгомысл.
— Чудные дела творятся порой… — пробормотал он. — Чудные!
— А что потом было с Заряном? — спросил Велигой, стараясь, чтобы голос не выдал его волнения. — Так и сгинул?
— Разное говорят, — пожал плечами Сечень. — Слыхал, будто бы видели его потом, спустя много лет где-то то ли в Таврике, то ли у вас, в тиверских землях. Но это всего лишь слухи, потому утверждать не буду.
«Так. Таврика. Если жив Зарян, разыщу. Из-под земли достану, но разыщу.»
— Ладно, — раздался голос Эрика. — Все это, разумеется, очень интересно, но давайте заканчивать треп, мы уже подъезжаем.
Впереди выросла неровная стена деревьев. Солнце спряталось за холмы, и их верхушки светились словно своим собственным багровым светом. В ветвях деревьев заговорщицки перекликались ночные птицы, в воздухе, еще сохранившем дневное тепло, звенели комары. Ветра не было, в ложбинках между холмами начал скапливаться вечерний туман. Приближалась ночь.
Глава 15
Велигой как в воду глядел. Жуткий гам, состоящий из звона оружия, криков боли и ярости, а также отборных матюгов, услыхали еще только подъезжая к перелеску. Похоже, выяснение вопроса, кому вести братию на выручку пленной атаманше, и стоит ли вообще этим заниматься шло полным ходом.
Конные спешились, с лошадьми оставили двоих, наименее пригодных к бою русичей из числа возниц. В молчании обнажили оружие и стараясь как можно меньше шуметь углубились в темноту меж деревьями.
Дозоров, как и ожидал Велигой, на этот раз не оказалось: отсутствие предводителя сказалось на всей организации самым плачевным образом. Никем не замеченный, отряд беспрепятственно добрался до поляны, и быстро рассредоточился вокруг нее. Даже проклятия спотыкающихся в темноте варягов не привлекли внимания разбойников: им было не до того.
По всей поляне, озаренной трепещущим светом костров, шла жестокая, бессмысленная драка. Понять кто, кого и за что лупит, было совершенно невозможно. Возможно, поначалу и были какие-то отдельные группы, объединенные общими интересами, но к моменту появления отряда в рядах разбойников окончательно и бесповоротно воцарился полный беспорядок. Все дрались против всех, рубили все, что движется, без разбору и без пощады. Поляна была залита кровью и усеяна телами. Многие еще шевелились, пытались ползти, их топтали, добивали, пользуясь передышкой спешно шарили по калитам, сдирали все мало-мальски ценное. Мелькали перепитые рожи, перекошенные звериным бешенством, сверкала сталь, раздавались страшные крики умирающих, глухие удары, топот, чавкала под сапогами кровь.
Но возле уже знакомого белого шатра и разложенной вокруг него добычи непоколебимо замерли шестеро стражей в сверкающей броне, удерживая дерущихся на некотором расстоянии. Личная охрана атаманши то ли так и осталась ей верна, то ли просто дожидалась, когда страсти улягутся сами собой и оставшиеся в живых наконец возьмутся за ум.
Притаившись в тени раскидистого куста, Эрик смотрел на побоище широко раскрытыми глазами, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
— Боги мои… — прошептал он заплетающимся языком, — Один Великий, Тор-воитель, что ж это на свете делается? Боги, как это… как все это мерзко!
— Мерзко, — согласился Велигой, пристально всматриваясь в происходящее на поляне. — А что ты, собственно, ожидал увидеть? Новгородское вече? Впрочем, то, что обычно твориться на этом самом вече, не многим лучше происходящего здесь… Это тот самый случай, когда свобода начинает у человека из ушей хлестать. Нет больше никаких запретов — ни совести, ни рассудка… Свобода превращается во вседозволенность.
— Мерзость… мерзость… — бормотал ошеломленный Эрик, ощущая себя, как после трех бочек крепчайшей медовухи .
Он нервно вытащил лук, трясущимися руками наложил стрелу. Велигой схватил Эрика за плечо, когда тот уже начал оттягивать тетиву.
— Стой! — шикнул он на варяга, и передал он по цепочке в темноту: — Ждать. Пока те, у шатра не вступят в бой, и пока боеспособных татей не станет на треть меньше — никакой стрельбы.
— Обнаружим себя слишком рано, — пояснил витязь уже для Эрика, — и все пойдет коту под хвост. Пусть они сейчас не могут договориться, но когда дело дойдет до реальной опасности, они всю свою ненависть обрушат на нас также, как сейчас изливают ее друг на друга.
Эрик застонал и закрыл глаза, но и сейчас звуки отвратительной резни заставляли желудок выворачиваться в рвотных позывах. Эрик был воином, он убивал, видел смерть, казалось, во всех ее обличиях, зрелище крови и растерзанной плоти волновало его не больше, чем свежая стружка волнует плотника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57