— Войко.
— О чем это ты? — спросил подошедший Барсук. — Уже со скуки сам с собою разговоры ведешь?
Велигой только улыбнулся в ответ, поднялся с лавки.
— Ну, — весело молвил так и не дождавшийся ответа волхв, — я все подготовил. Пойдем, посмотрим, что там у тебя в голове делается…
Они вошли в избу, и дверь отгородила от них очарование тихой летней ночи. А из чащи вновь донесся, загодя пугая упырей, печальный вой одинокого волка.
* * *
В горнице было тепло, приятно щекотал ноздри терпкий аромат тлеющих трав. Свет исходил лишь от двух длинных лучин в железных подставцах, вбитых в стену над широкой лавкой, застеленной медвежьей шкурой. В торце лавки волхв поставил здоровый чурбак — сидеть на таком в самую пору. Рядом стояло два берестяных ведерка — одно с водой, другое с какой-то темной жидкостью, исходящей густым паром с cильным запахом зверобоя и мяты. Стол Барсук подвинул ближе к лавке, разложил на нем несколько непонятных предметов так, чтобы в любой момент можно было легко дотянуться.
— Ну что, добрый молодец? — усмехнулся волхв. — Давай, займемся побитой твоею головушкой…
— Дырявой… — буркнул Велигой, подходя к лавке.
Волхв переместился к столу, быстро ополоснул руки теплой водой в малом корытце.
— Так, — молвил он, повернувшись к витязю. — Давай, раздягайсь до поясу, сапоги и портки сымать не надобно — твоя нижняя половина меня не интересует, чай я не красна девка.
Велигой выбрался из куртки, через голову стянул рубаху. Волхв поначалу глядел одобрительно — в колеблющемся свете лучин тени особенно четко обрисовали тугие валики огромных мышц, могучие плечи, мощный торс — потом вдруг нахмурился, твердо ухватил витязя за руку, принялся бесцеремонно поворачивать к свету то одним, то другим боком.
— Э, друже, да тебя что, в четыре цепа молотили, али с бером подрался? — присвистнул он, разглядывая изорванную бесчисленными шрамами кожу воина. — На тебе ж живого места не сыщешь!
— С котенком поиграл, — скривился воин. — Царапучий, зараза…
— И размером с теленка, — подытожил волхв. — Да-а-а-а, много ты битв повидал, небось, из каждой по одному такому вот подарочку вынес.
— Да нет, я их сразу вениками увязываю, по штучке тягать неинтересно.
— Ну и ну, — протянул Барсук, — чего только в жизни не видал, но чтобы одному человеку столько доставалось… Оказывается, и меня удивить можно! Вот это да! Краше на погребальный костер кладут!
Велигой промолчал. Да, такой вот ценой давалась воинская наука. Весь боевой опыт чертами да резами на собственной шкуре выписан — такое не сотрешь, не потеряешь. Поперся в баню — сиди, перечитывай, ежели грамотный… Пошел по утру умываться, в воду глянул — вот она, книга раскрытая прямо на самой роже. И писано в той книге как раз о том страшном, нелепом бое в пылающей крепости на дальней заставе, где получил свой злополучный удар палицей, из-за которого теперь так суетится Барсук. Шипами да осколками лопнувшей личины рожу тогда исполосовало так, что мама родная не узнает, чудом глаза не задело. Теперь вынужден начисто сбривать усы и бороду — лезут такими уродливыми клоками, что лучше уж вовсе без них.
Зато, схлопотав однажды какой-либо удар, ни разу после не ловился на такой же. Пусть говорят, что умные на чужих ошибках учатся — ну и Ящер с ними, прапор в руки, да тяжелую конницу навстречу. Может, и дурак, зато на своих промахах, о-о-ох как выучился… только вот не больно ли великая цена плачена за такие уроки?…
Барсук изумляться-то изумлялся, а дело делал — зачерпывая пригоршней из ведерка темный, горячий отвар, равномерно втирал его в кожу воина от пояса до шеи.
— Ладно, — сказал он, закончив растирание, — ложись на лавку. Пузом кверху, головой к чурбаку.
— Что это хоть за ерунда? — спросил Велигой. — Вся кожа горит.
— Много будешь знать, — буркнул волхв, — будешь сам лечиться. Ты меньше трепись, лучше делай, что говорю.
Витязь лег, вытянулся на теплой шкуре, уперся взглядом в потолочную балку. Волхв подумал, скатал куртку, подложил воину под голову. Сам уселся на чурбак, потер руки.
— Не напрягайся, — властно велел он, хлопнув ладонью по напряженному плечу Велигоя. — Эй, да что ты весь, как лук натянутый? А ну, отпусти мышцы, живо!
Волчий Дух хоть и медленно, с трудом, но все же ухитрился расслабиться. Волхв окунул руки сначала в ведерко с водой, увлажнил воину виски и лоб, потом очень осторожно, по капельке, втер туда все тот же отвар из второго ведерка. Однако теперь ощущение было иное. Кожу защипало, как на морозе, потом появилось ощущение тепла, волной разлившегося в искалеченной голове, успокаивая, заставляя мысли течь спокойно, вяло. Как и тогда, на улице, Барсук плотно обхватил голову витязя ладонями, положил пальцы на виски, несколько мгновений сидел молча, словно вслушиваясь в ощущения, потом тихо запел. Слов было не разобрать, но песня повергала в странное оцепенение. По телу растеклась тяжесть, мысли замерли, сознание заколебалось… Время для Велигоя остановилось.
Словно бесплотные корни проросли из кончиков пальцев Барсука, потянулись все глубже и глубже, пока наконец их тонкая сеть не разбежалась по всему телу, донося волхву о том, что делается в самых отдаленных уголках, как бьется каждая жилка…
Затем кончики корней будто зашевелились, выполняя незримую и тонкую работу, что-то исправляя, налаживая, подчищая. Особенно сильным было это ощущение в голове, где-то ближе к правому виску — именно туда пришелся удар…
А время не двигалось, мыслей не было, как не было ни чувств, ни воли… Лишь темная потолочная балка над головой и невидимая работа во всем теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57