И мы поехали.Серега всю дорогу молчал. Уперся взглядом в полотно и — привет. Я тоже ничего не спрашивал. Зачем?Выехали на Александровский, и Серега отпустил.Шины «Бриджстоун» нежно массажировали ночное шоссе.Я прикрыл глаза. Спать не хотелось. Мысли разбегались лучами. Думал — вот мы только что были там, а сейчас не там и уже не здесь — и не здесь — и не здесь… Нет того момента, когда мы «здесь»… Прошлого уже нет, будущего еще нет. Настоящее… Настоящее — попытка прошлого не допустить будущего…Свернули на тридцать девятом. Дорога была выложена вначале плитами, потом выродилась в обычную грунтовку. Лес темнел непрерывной стеной. Дорога петляла. Места были знакомые. По прошлой жизни…Не доезжая до развалин пэвэошной базы, Серега притормозил. Выключил двигатель. Пять минут сидели в полной тишине.— Пойдем, — наконец решился Серега и нажал на рычаг багажника.— Пойдем, — согласился я, приподнял ворот куртки и вылез из машины.В багажнике лежал длинный мешок из черного пластика. За ним блестели штыками две лопаты. Серега их вытащил, и мы взялись с двух концов за груз.Он был тяжеловат. Но не для двоих. Мы затащили его метров на пятнадцать в лес. Плюхнули на мокрую траву. И Серега пошел к машине. За лопатами.А я в тот момент посмотрел на небо. Звезд, слава богу, не было. Я так тогда и подумал: очень хорошо, что нет звезд. Не знаю, почему я так подумал. Но в тот момент я четко понимал — это правильно, что нет звезд.Зато была луна. Она расплылась, как чернильное пятно на промокашке. И этого хватало.Пока рыли, я вначале старался думать, что всё это происходит не со мной. Это помогало…А потом я вообще ни о чем не думал. Просто рыл…Лопаты на обратном пути скинули в затопленный карьер на тринадцатом.Серега всю дорогу молчал. Уперся взглядом в полотно и — привет. Я тоже ничего не спрашивал. Зачем?Только перед городом я ему напомнил:— Завтра… сегодня уже вагоны должны из Читы…— Не парься, — ответил Серега, не глядя на меня, — я переадресую на базу. Пусть сами возятся.— Тогда ладно, — кивнул я. И мы опять замолчали.Возле развилки перед мостом остановились и зашли в кафе. Серега заказал себе двойной кофе, а мне — немного коньяка. В углу громко гуляла компашка отвязных мажоро. Один, проходя мимо нас к стойке, задел Серегу. Может, и не специально. Но Серега стряхнул кофе с рукава куртки, встал и, слова не говоря, вмазал парню без замаха. Обычно он так не делает. Но — тут такие дела…Остальные вскинулись, я достал пушку, и всё уладилось.Когда вышли из кафе, я выстрелил в потертую рассветом луну. Ведь если вытащил, стреляй… Иначе зачем?Поднимаясь по лестнице, я подумал, что обязательно надо повесить ящики на место. Обязательно…Потом я долго стоял под душем.Выйдя из ванной, разогрел суп. Захотелось… Суп был грибной. Суп был никакой. А вчера нравился.Я знаю, что Серега всё это как-нибудь переживет. Наверное, и я со временем справлюсь. Ведь надо же жить.А пока у меня депрессняк. Лежу, читаю Акунина.Такие дела.Да, такие дела были.Ладно.Короче, мы похлебали на дорожку кипятку, я выкурил еще одну сигарету, Серега дал команду.. Прикопали банки, зассали костерок и двинули.И тут, как назло, небо стало затягивать. Через полчаса затянуло полностью, и сразу повалил снег. Будто кто-то хорошо тряхнул долину — помните, в детстве такие игрушки были: стеклянный шар, а в нем спирт, ну или что-то вроде? — тряхнешь, и там, внутри, начинают хаотично плавать серебринки? Очень похоже.У меня, кстати, был не шар, а полусфера. Внутри нее мостилась Красная площадь в миниатюре. Всё как положено: брусчатка, стена Кремлевская, Мавзолей с часовыми и даже ели. Голубые, разумеется. Когда я тряс эту штуку, внутри начинался натуральный снегопад. И я очень, помнится, любил это дело. Потом разлюбил. Представил однажды — с чего уж, не знаю, — что, когда я землетрясение устраиваю, засушенный Ильич сваливается со стола, а персоналу, маленьким человечкам, живущим там внутри, приходится каждый раз поднимать его с пола и водружать на место. Я эту картину так себе ярко тогда представил, что после этого больше ни-ни. Засунул куда-то. Или обменял. Не помню. Ну, в общем, став ответственным богом, потерял к своему заспиртованному миру всяческий интерес. И то — что толку созерцать тишь и благодать в застекольной Вселенной, когда отказал себе в удовольствии тряхануть ее от души? Оно же тяжело, когда руки чешутся, а нельзя. Трудно быть богом. Имею в виду — порядочным богом.Во-о-от…Точно, поди, обменял я тогда эту забаву. На какой-нибудь самопальный пугач…Снег вскоре стал стеной — шли чисто по приборам. В смысле — по компасу. И без малого через три часа вышли на полотно железной дороги. Вообще, с этой самой дорогой странно было: она начиналась «вдруг», то есть ничего не было, ничего не предвещало и — вдруг сразу под ногой шпала. Как здрасьте.Но нам, впрочем, какая разница была, что шла она из ниоткуда, да пусть она даже шла в никуда, главное — точно на сто три градуса. И хотя между шпалами трава прямо из щебня росла, а сами шпалы прогнившими были, но всё же по ним гораздо легче и веселее было идти, чем по полю-то, — это в любом случае не сквозь подмороженные джунгли продираться.Вскоре совсем хорошо стало — снег прекратился. Облака ветром сдуло, и луна покатилась вместе с нами по ржавым рельсам.И катилась до самой будки Железного Дорожника.Будка была точно такой, какие обычно строят на жэдэ переездах, — ну, представляете? — такой домик приподнятый, из которого при появлении поезда выскакивают зачем-то заполошные тетки с желтыми флажками.Здесь никакого переезда не было, служебный перрон с перилами тоже отсутствовал, зато — как раз напротив домика — имелась механическая стрелка, за которой железнодорожное полотно раздваивалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85