Всё еще горящая свеча закатилась в щель и пыталась оттуда пугать темноту.А через мгновение старый рыцарь стал камнем.Солнечный лучик скользнул по его мантии, вспорхнул и рванулся к подвальному оконцу. Пробился сквозь заляпанное грязью стекло — и всё было кончено.Выбираясь из охваченной пламенем библиотеки имени Имени, я смеялся. Меня смешила одна мысль. Очевидная такая мысль. Мысль о том, что все на свете библиотеки обречены.Их еще только закладывают, а они уже обречены.И ни одной из них не устоять против слабенького огонька поставленной в процветание оной свечи.Ну не смешно ли?И нет, видимо, глупее на свете занятия, чем сочинение книг. Согласитесь: я еще не написал свою книгу, а она уже сгорела.Впрочем, книги не горят. Горит бумага. А слова возвращаются к Богу.Не я придумал. Кто, не помню. Но я близко к тексту.Простите.Потом было страшно обидно. Не страшно — обидно.Они кинули меня.Все.Я шел по ночным улицам и пытался встретить живых. Но каменные люди населили той ночью каменный город.Я подходил к ним и трогал их за руки — руки были холодными. Я заглядывал им в глаза — бесстрастнее стекла отражали они свет фонарей. Я пытался заговорить с ними — надменное молчание было мне повсеместно ответом.И только ветер гнал по безжизненному пространству мусор времени.И только стаи ворон несли куда-то на своих черных полотнах весть об этом кошмаре.О том, что все, все, все уже спасены.Все.Кроме меня.Я шел по ночным улицам города каменных людей и орал в бездну постигшего меня одиночества: «Всё, что в мире зримо мне или мнится, — сон во сне!»Я шел и орал. Шел и орал. Но праздник пробуждения, увы, не наступал.Случилось то, чего старик боялся. Так боялся, что готов был убить. И убивал. Он убивал, но это всё равно случилось. И намного быстрее, чем он мог себе представить.Еще бы.Что могла кучка людей, забавно называющих себя рыцарями вещего дрозда, противопоставить всемогуществу Слова. Неравные силы: слабые люди, играющие в дурные игры, и Слово. Которое не воробей. Которое дрозд. Не Красный Воробей, но Черный Дрозд.И это слово, разойдясь волной по сущему, оставило меня с этим сущим один на один. Неслабая ударная волна.Как по тополиной чухне, по жизни огнем Слово прошлось и — пш-ш-ших.И всё.Я один.Уникальность моего бытования, откровенно говоря, никак меня не грела. Нисколько. Абсолютно. Совсем. Как раз наоборот: я, словно в бреду горячечном, пребывая в неописуемом отчаянии, стал искать подходящее зеркало. Единственное, чего я истинно желал в те страшные минуты, — это нагнать ушедший поезд и стать его пассажиром. Я не хотел подыхать в одиночестве на пустом перроне вокзала.И среди множества зеркальных витрин, в которых, несмотря на ночь, мелькали тысячи солнечных бликов, я выбрал одну.Долго глядел я в это подобие щита Тесея, пытаясь увидеть в своих глазах страх. Увидел готовность. Готовность перестать быть столпотворением, обернуться светом белым и уйти во все стороны.Но тут.Вселенная подсуетилась. Она послала мне второго — в витрине отразился черный «круизер». Истошно взвизгнули тормоза, и этот поросячий визг слился со звуком выстрела. В следующее мгновение готовое спасти меня зеркало рассыпалось на тысячи мельчайших осколков.Пока я разворачивался, идущий на меня убийца успел выстрелить еще два раза. Но и эти пули прошли мимо. Божественное присутствие? Не знаю. Не уверен. Нет. Просто, наверное, фигня случилась. Если это не одно и то же.Ну а потом наши взгляды встретились.Он успел спустить курок прежде, чем я в третий раз сказал ему свое веское Слово.Он уже окаменел, он уже был мною спасен, а его пуля еще летела. Я видел ее. Она медленно-медленно в-в-в-винтом врезалась в воздух, научившийся у кино становиться жидким.«Оммммммм» — пела пуля.«Ууууууууут!» — что было мочи надрывался я.«Оммммммм», — настаивала пуля на своем.«Уууууууууут!» — упорно возражал ей я.«Ом», — ткнула меня пуля на излете в лоб и безвольно упала на асфальт возле ног.«Ут», — из последних сил выдохнул я и потерял сознание. ЧАСТЬ III 1 …— У, ты нас и напугал, — сказал Серега, когда я открыл глаза.— Ты где пропадал? — спросил я.— Это не он пропадал, это ты куда-то отъехал, — навис надо мной Гошка.Тут я окончательно пришел в себя и огорошил их свежей новостью:— Чуваки, старик Хэнк ошибся. Красный Воробей оказался черным. — Потом подумал и добавил: — И не Воробьем, а дроздом. Помните, Набоков спрашивал, может ли негатив маленькой огненной птички стать фотоснимком дрозда? Так вот, я отвечаю: может!Серега покачал головой, мол, ну, парень, тебя и переехало, и сказал Гошке:— Вира.Они помогли мне подняться и, поддерживая, завели в кафе.Аня не на шутку встревожилась, но мы ее быстро успокоили. Я даже улыбнулся.— У тебя вино красное есть? — спросил у нее Гошка. — Я бы глинтвейна ему сварил.Аня кивнула.— Шато Петрюс.— Урожая?— Шестьдесят пятого.— Пойдет.— Сейчас, — сказала она и пошла на кухню. Я проводил ее взглядом и попросил Гошку:— Только гвоздику не добавляй.— Я помню, — кинул он и, блудливо улыбаясь, поспешил за Аней.Тут на всю эту суету отреагировал и Инструктор. Подошел, посмотрел на меня изучающим — на предмет членовредительства — взглядом и спросил:— Что с ним? С чего такой бледный?— Да ничего страшного, просто ваша лекция потрясла его воображение, — ответил Серега. — Очень потрясла.— Ну-ну, — уловил иронию Инструктор и посчитал нужным посоветовать: — Курить надо бросать, дружище.— «Дружище» не курю, курю «Кэмэл», — отмахнулся я.Инструктор понял, что, раз я огрызаюсь, значит, действительно ничего страшного не приключилось и так лево косить никто здесь не собирается. Успокоился и пошел на свое место, допивать минералку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85