— Теодоро Искров? Журналист? Слушай, ты чего меня приплел к своим идиотским россказням? Энерган-аллерган — чушь собачья! Мне теперь жильцы проходу не дают, зубы скалят!
— Кто говорит?
— Привратник я, Двадцать вторая улица, дом семь, кому ты всучил доллар, чтоб тебе пропасть!… Пусть только еще сунется ко мне ваш брат, журналист, я его сразу по башке палкой!
Комендант с набережной Кеннеди тоже не замедлил откликнуться.
— Здрасте, здрасте, уважаемый сеньор Искров! Как приятно слышать ваш голос. Спасибо большое, за лестные слова обо мне. Совершенно точно, этих шелудивых индейцев надо всех до одного скальпировать… С нетерпением жду, что вы напишете в следующих сериях…
Затем звонили десятки знакомых и незнакомых — все, кто имел привычку в воскресенье после обеда прилечь на диван и, потягивая синтетический коньяк, ознакомиться с литературной страницей “Утренней зари”. Меня поздравляли, отпускали шуточки, спрашивали, что будет дальше, и все до одного допытывались, много ли в моей повести правды. Потому что “черт подери, если это правда и энерган продается в табачных лавках по восемь центов за литр, то господам из нашей славной национальной компании “Альбатрос” придется собрать свои манатки и танкеры и утопиться с ними вместе в море, которое по их милости превратилось в грязную нефтяную лужу… Да и воздух станет чище и даже, представляете, господин Искров, войн на нашей несчастной планете тоже поубавится, потому что, так или иначе, нефть — одна из их причин…”
Высказывались и другие мнения, их было значительно меньше, зато звучали они особенно грубо. Меня обвиняли ни больше ни меньше в том, будто я призываю к гибели “свободного, демократического строя, который открывает такие просторы для личной инициативы”, будто я хочу разорить нефтяные компании, которым “наше отечество многим обязано”, и выбросить на улицу миллионы честно трудящихся там рабочих… Два-три голоса без обиняков прилепили мне ярлык “красный”, а один брякнул, что я идеолог динамитеросов, которые используют свои террористические акции в тех же предательских целях…
Я благодарил за поздравления, что-то бурчал в ответ на ругань, смеялся шуткам, обещал сделать продолжение еще более увлекательным. И всем, включая теx, кто называл меня “красным”, втолковывал, что в моей повести, как в любом беллетристическом произведении, есть элементы истины, домысла и полного вымысла, но основной ее персонаж — подлинный. Что же касается самого энергана, то, говорил я, “узнаете позже, вам же будет неинтересно, если вы уже сейчас узнаете, чем дело кончится”. И для пущей убедительности напоминал старый анекдот о жулике, который стоял перед кинотеатром и вымогал у всех входящих доллар, угрожая, что в противном случае скажет, кто в этом фильме убийца…
В короткие перерывы между звонками я размышлял о том, что произошло бы, выгляди мой материал не повестью, а чисто журналистским отчетом о подлинном событии, подтвержденным документами, факсимиле, протоколами и заключениями специалистов… Картина, нарисованная многими из моих почитателей, была верна, точнее — вероятна. Они правильно поняли, какие результаты имело бы появление энергана на свободном рынке. И хоть я ни в коей мере не был единомышленником Эль Капитана или агентом “красных”, а всего-навсего газетчиком, который стремился поменьше врать, я со злорадством думал о последствиях, какие может вызвать мой НАСТОЯЩИЙ репортаж.
Около полудня позвонил Лино Баталли и осведомился, доволен ли я тем, как оформлен материал. Я ответил: “Да, все в порядке”. Он спросил, как я смотрю на то, чтобы использовать этот материал для большой повести, которую они опубликуют в нескольких номерах, и успею ли к четвергу сдать десять страниц, а потом остальное. Я сказал: “Конечно, немедленно сажусь и пишу”.
Лино завершил беседу приятным известием, что за этот литературный общественно-полезный труд мне заплатят от трех до пяти тысяч долларов.
Совершенно ошарашенный, я положил трубку. Бог мой, неужто вторая жила окажется доходнее первой? Подбежал к кислородопроводу и отвернул кран до конца. Потом вынул из холодильника бутылку виски, старого, доброго виски, которую берег для особых случаев, и откупорил ее.
Не успел я сделать глоток, как телефон снова зазвонил — долго и пронзительно: так звонит междугородная. Я взглянул на часы: ровно двенадцать — и снял трубку.
— Искров слушает.
— Добрый день, сеньор Искров, как поживаете? — донесся мягкий, дружелюбный голос старого жреца.
Я весь напрягся и прижал трубку плотнее к уху, стараясь не упустить ни слова.
— Сеньор Игл, мне нужно вас видеть! Встретиться с вами! — я заорал так радостно, что Клара вбежала узнать, с кем это я разговариваю. — Мне нужно видеть вас во что бы то ни стало! Где вы находитесь?
Ответ прозвучал более чем уклончиво: — Ваша повесть, сеньор Искров, крайне интересна, примите мои поздравления. Надеюсь, что продолжение будет еще интереснее. Есть, разумеется, кое-какие неточности. Так, например, я не Уайт Игл, меня зовут иначе. Уайт Игл, или Белый Орел, — руководитель группы, работавшей на набережной Кеннеди, но это особого значения не имеет.
— Сеньор! — снова закричал я. — Умоляю, выслушайте меня! Я не знаю, какую цель преследует ваша операция с энерганом, понятия не имею, зачем вы вовлекли в нее и меня, возможно, все это какая-то гигантская рекламная кампания, но даже если бы я захотел и дальше участвовать в ней, я не могу, потому что не в состоянии предъявить никаких доказательств.
После короткого молчания старик вновь заговорил, и на этот раз голос его звучал сухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98