После этого мне хотелось вырвать собственные глаза, выжечь их без остатка, отдаться во власть подступающего вплотную безумия, лишь бы не видеть того, во что я превратился — и я боялся, что в один далеко не прекрасным миг у меня не хватит сил, чтобы удержаться на краю.
Может, мне было бы легче, если бы Стражи Небес поступили со мною так, как — по моему мнению — и заслуживали все, так или иначе оказавшиеся связанные со Смотрящими в Ночь. Но вместо этого меня оставили одного, покинули без единого объяснения или приказа. Я был предоставлен самому себе, своим мыслям, своим кошмарам, пустынным островкам и океану.
И, естественно, пронзающему облака шпилю Главного Храма. Где бы я ни был, как бы ни старался игнорировать ее — никак не получалось избавиться от ощущения, что рассекшая горизонт пополам стрела пристально смотрит на меня, следит за каждым моим шагом. Даже внутри лазарета, ставшего моим пристанищем, по мне скользил этот незримый взгляд, выискивающий, высматривающий что-то. Я засыпал во влажном, разбавленном холодным дыханием климатизатора вечернем воздухе, пробуждался от собственного крика спустя всего пару часов — все равно я чувствовал словно липкое, вкрадчивое касание чего-то невесомого, едва заметного. Была ли то моя совесть, укоряющий взор самих Ушедших из запредельных далей Последней Черты или что-то из арсеналов Стражей Небес — я не знал. Совесть на пару с Ушедшими по сему поводу молчала, а Храм равнодушно посматривал на меня, и снисходить до объяснений не торопился.
Иногда я кричал что-то, катался в ярости по песку, швырял подобранные на берегу булыжники, словно мог добросить их до Храма. Иногда мрачно сидел на скалах, ожидая, пока после очередной пробежки утихнет дрожь в ногах и жжение в груди, и смотрел до рези в глазах на Храм. За десять здешних дней я во всех подробностях изучил его: от сливающегося с горизонтом подножия — и до белого огня на вершине.
Огня Траура. Огня, точная копия которого горела в эти дни на вершине каждого храма на каждой планете. Знак скорби, охватившей всю Империю, знак горя и беды.
Х'хиар Империи погиб в катакомбах Сейт-Сорра. Дочь Главы Клана Ищущих Свет Ло'оотишша погибла вместе с ним. В один миг Империя лишилась наследника Руала и наследника одного из самых могущественных Кланов. В один миг войска Империи остались без лидера, что вел их от победы к победе, а Совет Кланов и Ищущие Свет — едва ли не самого перспективного лидера.
Огонь Траура. Огонь Скорби. Огонь Горя. Эти чувства он должен был внушать, всем, кто его видит, о них должен напоминать. Должен… Меня же при виде слепящей звезды на вершине Храма пробирала самая настоящая истерика, обычно заканчивающаяся бешеной, сметающей и без того не очень прочные путы самоконтроля, яростью. Я Х'хиар! Я тушд-руал Империи! Я Тахарансья-рантья! Я живой!
Вот только на свое отражение старался не смотреть: после этого было трудновато поверить во все, в чем я пытался убедить себя. И потому что я не мог ничего вспомнить, после гаснущих во мраке расщелины глаз горропы — только вихрь видений, пылающая бездна и серебристое копье, сталкивающееся во мне с багровой спиралью дымчатого пламени. В памяти была сосущая, бездонная дыра, вызывающая почти физическую боль и противное, мерзкое чувство бессилия, обреченности: я хотел, должен был вспомнить, — но, кажется, кроме меня самого мои страдания и желания никого не волновали.
После «прозрения» я очнулся поздней ночью в полном одиночестве. Не было ни Каш'шшода, ни боевых звезд, ни одного килрача на целом островке. Я метался в обманчивом, неясном полумраке, звал их, кричал, требовал… чего угодно. Закончилось все, как и должно было закончиться: рассвет я встретил с болью в горле, сорванным голосом и пустотой в голове. Сколько я провел вот так, смотря куда-то вдаль — знают одни Ушедшие. Мне хватило ума уйти с берега, не дожидаясь теплового удара — и в прохладе лазарета вновь отключился, на этот раз до самого вечера. Вопреки надежде забытье облегчения не принесло, разве что к прочим страданиям добавилось чувство голода.
Еду я нашел быстро — камеры хранения лазарета были буквально забиты почти всем необходимым. Одежда, медикаменты, инструменты, приборы — не было только оружия. Сейчас я этому радовался, — а тогда отсутствие хоть одного завалявшегося импульсника очень огорчило. Да что там импульсник — я был согласен и на обыкновенный кинжал, но Каш'шшод — или кто-то другой, занявшийся снабжением лазарета — подобной «услуги» мне решили не оказывать.
Тогда же, обследуя свое новое жилище, я обнаружил, что этот самый «некто» позаботился и о полной изоляции лазарета от как общеимперской, так и локальной сети Шенарот. Коммуникаторы молчали, эмпатических модулей не было вообще. Для меня, как и для любого жителя Империи, с рождения привыкшего к бесперебойной работе связи и доступу к информации, — смириться с подобным оказалось не легко. Дело было даже не в невозможности связаться с Пещерой Синтеза — всем необходимым я был обеспечен, — а в полном отсутствии новостей. Если слова Каш'шшода хоть в десятой части были истинны — имперская сеть сейчас должна кипеть, равно как и сама Империя. Несмотря ни на что, я еще надеялся, что найдется другое, менее страшное объяснение, что слова о Ло'оотишше окажутся ошибкой, что… Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, что именно ради этой надежды Каш'шшод распорядился избавить меня от правды. Именно эта хрупкая надежда помогла мне в первые, самые страшные дни выдержать заглядывающее за плечо безумие, давящий гнет ночных кошмаров, одиночество и страх взглянуть в собственное отражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79