А у меня как раз есть непыльная работенка для тебя.
Так сказал Вит.
В начале Донн сомневался, стоит ли ему иметь дело с Витом. Его собственный бизнес приносил хоть и не такой уж большой, но все-таки доход. Однако Вит так настойчиво, по дружбе просил помочь ему. А ведь друзьям всегда помогают. Не правда ли? К тому же Смуглер обещал ему пятьдесят процентов от выручки. И полную безопасность в работе. У него здесь было «все схвачено». Продолжение разговора происходило в баре на углу улицы. Донн как сейчас помнил ту бутылку виски «Черный Саймон», которым Вит по-приятельски его угощал.
— На карточных играх много не заработаешь, — проникновенно говорил ему Смуглер, — а мы как раз недавно получили неплохую партию наркотина. Продав товар, ты станешь богатым. Ты сможешь прилично одеться, купить себе дом в пригороде Плобитауна и флаер последней модели. Будь одним из нас, Донн. Стань нашим братом! Пойми, игра стоит свеч!
Донн Эсхайд согласился. Тогда он не знал, что за той партией наркотина давно следила полиция Плобитауна и Виту Смугл еру срочно нужен был человек, на которого он мог бы спихнуть товар, сам при этом оставшись в тени. Узнал Донн об этом чуть позже, уже сидя в тюрьме. Эта партия наркотина была ставкой в совсем другой партии, которую разыгрывали Вит Смуглер и плобитаунская полиция. А Донн Эсхайд оказался всего лишь взяткой в этой партии, которая досталась Спайдеру, Смуглеру и плобитаунской полиции.
Его арестовали, когда он пытался продать наркотин каким-то грузчикам из доков. «Грузчики» оказались агентами полиции из отдела по борьбе с наркотиками, работающими под прикрытием. Его взяли с поличным. А во время обыска на квартире у Донна обнаружили и весь товар.
Следствие тянулось недолго. И после формальной процедуры суда ему дали пятнадцать лет каторги на марганцевых рудниках в Поясе астероидов. Тогда Донну было чуть больше двадцати лет. Теперь ему около сорока, но выглядит он на все семьдесят.
Как давно это было! Но Эсхайд помнил все, что с ним случилось, до мельчайших подробностей.
Отбыв срок и вернувшись обратно на Плобой (ему еще повезло, что он вообще вернулся), Донн поселился здесь, в своем родном квартале, который за прошедшие пятнадцать лет тоже успел постареть и одряхлеть, как и он сам.
Теперь наркотики стали жизнью Донна. Этот зеленый порошок давал ему те несколько часов блаженства, во время которого Эсхайд забывал обо всем на свете. Время останавливалось для него и превращалось в вечность.
Все деньги, которые оказывались у него в кармане, Донн тратил на наркотин. Потом, приняв очередную дозу «сладкого, дурманящего кайфа», он вылезал из своего сырого подвала, где жил вместе с крысами, садился на грязный тротуар и погружался в сладостные волны блаженства и отрешенности. Этими несколькими часами, когда, казалось, останавливается само время и секунды превращались в сутки, Донн и жил.
Кап… кап, кап, кап… кап, кап… Влага, скапливаясь в маленькие лужицы, стекала тоненькими ручейками с ржавых крыш домов и крупными каплями звонко разбивалась о потрескавшийся тротуар.
Кап… Кап, кап… Кап, кап…
Донн наслаждался музыкой падающих капель. В ней было что-то завораживающее. Иногда к этой мелодии тягучим аккордом примешивался звук проехавшего вдалеке электромобиля, врываясь шумом своего двигателя в тонкую мелодию капели.
Белый туман тяжелыми пластами стелился по безмолвной улице, растекаясь по грязным, узким переулкам. Донн Эсхайд явственно слышал каждый шорох, который издавали то ли обрывки шелестящей бумаги, устилавшей мостовую, то ли призраки людей, некогда населявших этот район.
Между кирпичной стеной дома и ржавым мусорным баком сплел свою паутинку маленький паучок. Капельки туманной влаги покрывали невесомые призрачные нити, и Донну казалось, что паутинка издает чуть слышный мелодичный звон.
Внезапно звон стал громче, словно пробудились от сна и зазвенели тысячи невидимых серебряных колокольчиков. В паутине затрепетал большой, жирный слепень. И в этот миг из щели между растрескавшимися кирпичами стремительно выскочил паучок — хозяин своей паутины.
Через несколько секунд, которые для Эсхайда тянулись целое столетие, жертва паука превратилась в туго спеленатый кокон. Как ловко орудовал паук своими мохнатыми лапками, оплетая тонкой паутиной свою жертву. Слепень казался крупнее и сильнее паука, но с каждой новой паутинкой на его крыльях шансов порвать сеть и вырваться на свободу у слепня становилось все меньше и меньше.
Донн не отрываясь смотрел на паука. В его затуманенном наркотиками сознании паук начал стремительно расти, пока не вырос до гигантских размеров, заполнив собой все пространство. На Донна в упор смотрели четыре пары глаз, и Эсхайд не мог отвести своего взора от этого гипнотизирующего взгляда.
В огромных глазах, окруживших его со всех сторон, Эсхайд увидел черные и глубокие, как сама смерть, зрачки, с холодной ненавистью следящие за ним. Но у паучьих глаз нет зрачков! Это были глаза человека — человека-оборотня. И это создание мрака и пустоты, воспаленного сознания наркомана, начинало оплетать тонкой паутиной руки, ноги, всего Эсхайда. Донн закричал, но его голос запутался в липкой паутине, залепившей ему рот. Донн Эсхайд дернулся, пытаясь порвать липкие путы, но не смог пошевелиться. А человек-паук уже тянул к его венам, где от напряжения пульсировала кровь, свои страшные клыки, с которых капал яд. Страшный, парализующий взгляд холодных паучьих глаз пронзал насквозь, проникая в мозг иглой шприца с наркотиком и выходя из затылка наружу, подобно холодному лезвию ножа самоубийцы, принося нестерпимую боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62