В Тегеране нравы оказались еще круче, чем в Багдаде. Визы нет, денег нет — и жизни нет. Дядя Костя совершенно случайно, поставив на кон золотой нательный крестик — единственную ценную вещь, которая у него оставалась, — выиграл в покер у английского купчины два фунта. За один фунт он купил себе загранпаспорт на имя какого-то армянина, подданного СССР, а на остальные деньги еды и билет на пароход, курсировавший от Бендер-Шаха до Баку. Пограничный контроль он прошел без проблем, однако прекрасно понимал, что выдавать себя за Тиграна Азаряна в городе, где каждый второй житель — армянин, крайне опасно. Поэтому подозрительный документ он выбросил. Поболтавшись с неделю по Баку, он сумел разжиться кое-какими деньжонками, опять же благодаря ловкости рук, затем явился в отделение милиции, где, сообщив, что он, командированный из Москвы Константин Георгиевич Рысаков, потерял свои документы, за мзду получил справку, удостоверяющую личность.Пару лет он колесил по стране, занимаясь привычным промыслом, но работать становилось все труднее.Несколько раз его забирала милиция, и после небольшой отсидки он решил завязать с прошлым по причине преклонных лет и осесть где-нибудь в тихой заводи.На дворе стоял тридцать первый год. Вся Россия, взбаламученная коллективизацией и индустриализацией, казалось, сдвинулась с исконных мест и устремилась неведомо куда. Дяде Косте было не привыкать. Очередная волна жизни прибила его к Соцгороду, месту, по мнению дяди Кости, вполне для него подходящему. С тех пор он и обитал на главной стройке пятилетки, служил сторожем, время от времени поигрывал в картишки, исключительно для того, чтобы не потерять квалификации, и был весьма уважаем местными фармазонами и щипачами. С Фужеровым он случайно познакомился пару лет назад, вначале сдал ему угол, а после, почуяв родственную душу, предложил совместное проживание и ведение хозяйства.Оба старика как нельзя лучше подходили друг к другу. И тот и другой по натуре прожженные авантюристы, прошли, что называется, огонь, воду и медные трубы, но если Фужеров оставался идеалистом и, по сути, глубоко религиозным человеком, то Рысаков не верил ни в бога, ни в черта, став после бурной жизни совершеннейшим пессимистом и циником Именно соприкосновение двух полярных взглядов на жизнь, постоянные споры на эту тему поддерживали их странный альянс и не давали наскучить друг другу.— Выходной сегодня, по-старому воскресенье, — громко сообщил потомок герцогов Анжуйских. В этот момент он стоял на кухне и чистил картошку. — Раньше в это бы время народ с заутрени возвращался.— Так то раньше, — отозвался дядя Костя. Он лежал поверх незастеленной постели и читал вчерашнюю газету. В сообществе существовало разделение труда. Готовил исключительно Фужеров, а уборкой занимался его компаньон. — Да к тому же вы, куманек (дядя Костя постоянно величал Фужерова куманьком), — католик.— Какая разница: католик, православный... Ведь христианин же. Я и православные храмы люблю посещать...— Где эти храмы? Было два в станице, да и те разобрали по кирпичику. А где священники — неизвестно. Скорее всего сослали. Помню, в тридцать втором годе зрел следующую картину. Вас здесь в то время еще не обитало. На земляные работы гнали бригаду заключенных, исключительно попов. Человек пятьдесят, наверное. Все в подрясниках, рваных да грязных. Некоторым даже гривы не успели состричь. Заморенные, измученные... А рядом часовой, мальчонка сопливый с винтовкой, и штычок примкнут. И только какой батюшка споткнется, как мальчонка его легонько штыч-ком подденет и орет: «А скажи, долгогривый: почем опиум для народа?»— Ужас, — отозвался Фужеров. — И откуда в народе столько злости? Ведь чтили и церковь, и священнослужителей.— Оттуда! Вы же, масоны, и гадили. Анекдотики сочиняли, побасенки похабные да в массы и подкидывали.— Я не масон, а тамплиер, сколько можно повторять!— Одно и то же, куманек! Только не нужно городить набившую оскомину чушь про рыцарскую добродетель. Знаем мы эти мистические бредни. Даже государя императора, Николашу, и того в свою веру обратили. Со всякой нечистью якшался, вроде полоумного Гришки Распутина. Где уж тут православие блюсти __ Дядя Костя отшвырнул газету и резво соскочил с кровати. — Оставим богословские диспуты. Как насчет обеда, ваше сиятельство?— Будет готов через полчаса. А каковы дальнейшие планы?— Можно в синематограф податься. В звуковом дают «Нового Гулливера».— Это не по Свифту ли?— По нему, по Джонатану. Только Гулливер скорее всего стоит на марксистских позициях, и он, очевидно, комсомолист. Ладно, посмотрим, а пока нужно размяться. — Дядя Костя несколько раз присел, потом помахал перед собой руками, изображая боксера. Был он невысок, плотен и совершенно лыс. Несмотря на преклонные годы, тело его оставалось крепким, словно налитым. На круглой, изборожденной глубокими морщинами физиономии поблескивали острые голубенькие глазки. Лоб пересекал широкий бледный шрам. Фужеров, напротив, рост имел гвардейский, лицо тонкое и породистое. Благородная седина украшала его вытянутую, тыквовидную голову.— Можно также посетить бильярдную в городском парке, — слегка задыхаясь после проделанных упражнений, продолжил дядя Костя перечень развлечений.— И, конечно же, испить пивка?— А почему бы и нет? Итак, какими же изысками французской кухни вы меня сегодня удивите?— Картофель-фри, — односложно ответствовал Фужеров.— Опять картошка, — поморщился дядя Костя, — и, наверное, на банальном постном масле. А неплохо бы с сальцем, куманек.— Сала нет. Да и денег тоже. До зарплаты осталось недолго, тогда и появятся деликатесы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18