Я складываю книги на полки, я составляю библиотечные карточки для
новых читателей, я убираю аппарат для чтения микрофильмов, который небрежные
читатели иногда оставляют включенным; я шучу с Кэрол Даннер, говорю, как бы
мне хотелось пойти с ней в постель, и она отшучивается - как бы ей хотелось
пойти в постель со мной, и оба мы знаем, что на самом деле она шутит, а я
нет, так же как оба мы знаем, что она не останется надолго в таком маленьком
городишке, как Дерри, а я буду здесь до самой смерти - брошюровать
разорванные страницы в "Бизнес Уик", сидеть на ежемесячных собраниях,
посвященных комплектованию библиотеки, с трубкой в одной руке и пачкой
"Библиотечных журналов" в другой... и просыпаться посреди ночи и сдерживать
крик, прижав кулаки ко рту.
Готические условности тут не причем. Мои волосы не побелели. Я не хожу
во сне. Я не отпускаю таинственных комментариев, не ношу дощечку
дляспиритических сеансов в кармане своей спортивной куртки. Разве что
смеяться стал больше, и вероятно смех мой кажется людям чересчур
пронзительным, пронизывающим, неестественным, потому что иногда они странно
смотрят на меня, когда я смеюсь.
Часть меня - часть, которую Билл называл "голосом Черепахи" - говорит
мне, что я должен позвонить им всем сегодня ночью. Но полностью ли я уверен,
даже сейчас? Хочу ли я быть полностью уверенным? Нет - конечно, нет. Но
Боже, то, что случилось с Адрианом Меллоном, так похоже на то, что случилось
с братом Заики Билла, Джорджем, осенью 1957 года...
Если это началось снова, я позвоню им. Я должен позвонить. Но пока что
нет. Впрочем, еще рано. В прошлый раз это шло медленно и закончилось раньше
лета 1958. Поэтому... я выжидаю. И заполняю ожидание, делая записи в этой
записной книжке, а также подолгу смотрю в зеркало на незнакомого человека,
которым стал тот мальчик.
Лицо у мальчика было умным и застенчивым; лицо мужчины - лицо кассира в
банке из вестерна, парня без особых примет, парня, который при виде
грабителей пугается и поднимает руки вверх. И если по сценарию требуется,
чтобы кто-то был застрелен бандитами, он как раз и есть тот человек.
Тот самый старина Майк. Немного страха в глазах, может быть, не совсем
еще прошел от прерванного сна, но не настолько, чтобы вы могли заметить
что-то, не вглядевшись пристально... на расстоянии воздушного поцелуя, а я
не был с нимина таком расстоянии уже очень долго. Если бы вы мельком на меня
глянули, то подумали бы: ОН ЧИТАЕТ СЛИШКОМ
МНОГО КНИГ, ну и все. Сомневаюсь, что вы бы отгадали, сколько сил стоит
этому человеку с добрым лицом банковского кассира удержаться в здравом
рассудке.
Если я должен буду всем позвонить, это когонибудь из них убьет.
Это один из фактов, которым я должен посмотреть в глаза длинными ночами
без сна, ночами, когда я лежу в постели в своей обычной синей пижаме, мои
очки, аккуратно сложенные, лежат на ночном столике рядом со стаканом воды,
которую я всегда ставлю на случай, если проснусь и захочу пить. Я лежу там в
темноте и глотаю воду маленькими глотками и думаю, как много - или как мало
- они помнят. Я как-то убежден, что они ничего не помнят об этом, потому что
им не нужно помнить. Я единственный, кто слышит голос Черепахи,
единственный, кто помнит, потому что я единственный, кто остался здесь в
Дерри. И так как их разбросало ветрами, у них нет способа узнать идентичные
образчики, по которым были сделаны их жизни. Вернуть их назад, показать им
этот образчик... да, это может убить когото из них. Это может убить их всех.
Поэтому я снова и снова прокручиваю их в голове; прокручиваю, пытаясь
воссоздать их, какими они были и какими могли быть теперь, пытаясь понять,
кто из них самый уязвимый. Ричи Тозиер, думаю я иногда - его Крис, Хаггинс и
Бауэре, кажется, доставали чаще всего, хотя Бен был таким толстым, Бауэрса
Ричи боялся больше всего-да мы все его боялись, и другие тоже. Если я
позвоню ему в Калифорнию, он, верно, расценит это как жуткое Возвращение
отъявленных хулиганов, двух из могилы и одного - из сумасшедшего дома в
Джанилер Хилл, где он беснуется по сей день? Иногда я думаю, Эдди был самым
слабым, Эдди с его комплексом матери и ужасной астмы. Беверли? Она всегда
старалась казаться грубой, но напугана была не меньше нас. Заика Билл с
ужасом на лице, закрывающий крышку на пишущей машинке? Стэн Урис?
Лезвие гильотины нависло над их жизнями, острое, как бритва, но чем
больше я думаю об этом, тем больше прихожу к выводу, что они не знают об
этом лезвии. Я один держу руку на рычаге. Я могу пустить его в ход, просто
открыв телефонную книжку и позвонив им одному за другим.
Может быть, мне не нужно этого делать. Я хватаюсь за слабеющую надежду,
что кроличьи крики моего застенчивого разума я принял за сильный, истинный
голос Черепахи. В конце концов, что я имею? Меллон в июле. Ребенок,
найденный мертвым на Нейболтстрит в прошлом октябре, еще один, найденный в
Мемориалпарке в начале декабря, как раз перед первым снегом. Может быть, это
сделал бродяга, как пишут газеты. Или сумасшедший, который потом уехал из
Дерри или убил себя из угрызений совести или самоотвращения, как может быть
сделал - если верить некоторым книгам - настоящий Джек Потрошитель.
Может быть.
Но девочка Альбрехта была найдена прямо через улицу от того проклятого
старого дома на Нейболтстрит... и она была убита в тот же самый день, что и
Джордж Денбро двадцать семь лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62